На точке. Михаил Альбов

Держи карман! «Чех» стал пробирать его из «оборотов». «Чех» нарочно придрался, чтобы его провалить, потому что не любит его. Во-первых, он спросил, что значит «accusativus cum infinitivo»?[8] Как перевести фразу: «Я убежден, что душа моя бессмертна»?.. Саша знал, что после «persuasus sum» («я убежден») нужно поставить ut с сослагательным. Он сказал с ut. Он знал, что тут может быть употреблен и оборот accusativus cum infinitivo. «Чех» велел употребить accusativus cum infinitive Следовало сказать: Persuasus sum animam meam…[9] a он перевел: «anima mea», потому что он постоянно смешивает accusativus cum infinitivo с оборотом ablativus absolutus[10] и никогда, никогда, во всю жизнь, не привыкнет к этим проклятым «оборотам», и «чех» это знает и нарочно спросил, чтобы срезать, а потом раскричался, стыдил и поставил ему двойку!

      Мальчик рассказывал все это торопливо и с жаром, как то бывает при воспоминании недавно пережитого горя. Слезы его уже высохли, и лицо разгорелось. Филипп Филиппыч пристально и с участием слушал.

      – Н-да, плохо дело! – сочувственно вздохнул он напоследок. – Значит, осенью у тебя две переэкзаменовки: из математики и латыни?..

      Саша ничего не ответил, опустил низко голову, и оживленное выражение на лице его вдруг заменилось прежним видом тупого отчаяния. Филипп Филиппыч счел нужным пролить в его душу бальзам утешения.

      – Ну, ну! Чего унывать! – хлопнул он по плечу своего юного гостя. – Эка беда! Лето велико… Успеем и погулять, и на лодке поездим, и в лесу нашляемся вдосталь… А там приналяжем на книжки как следует – и четвертый класс от нас не уйдет!.. А ты уж и нюни сейчас распустил?.. Э-эх, птенец, птенец! Нужно быть молодцом!

      Но быть молодцом, по крайней мере в данную минуту, оказывалось, по-видимому, свыше Сашиных сил. Отчаяние не покидало его, и в то же время казалось, будто в душе мальчика происходит борьба между необходимостью еще что-то поведать и бессилием на это решиться, что выражалось в его неимоверных стараниях оторвать козырек от фуражки…

      – Да полно же, ну! Экий ты, братец! – продолжал убеждать Филипп Филиппыч, свертывая тем временем толстейшую папиросу. – Перейдешь, и все будет ладно!

      – Не перейду!.. – возопил вдруг гимназист таким отчаянным голосом, который бывает в тех случаях, когда одним геройским усилием сбрасывается с души долго и мучительно ее угнетавшая тайна. – Я не могу перейти, и… и… (тут слезы опять хлынули у него в три ручья) я оставлен на второй год!!

      – Как?! – изумленно воскликнул Филипп Филиппыч, успевший уже окутать себя густой пеленой табачного дыма.

      Широким взмахом руки он очистил вокруг себя воздух и уставил неподвижно вытаращенные глаза на уничтоженной фигуре «птенца».

      Тот тяжко и прерывисто всхлипывал, вследствие чего в течение некоторого времени не мог вымолвить ни единого слова. Мало-помалу, однако, всхлипыванья заменились глубокими вздохами, и он, с запинкой и паузами, поведал наконец свое горе.

      Суть была вот в чем. Экзамен из латыни оказался решающим. Саша раньше не выдержал из математики. Относительно экзамена из немецкого он давно еще беспокоился, так как не был уверен, поставил ли «немец» ему удовлетворительный балл, потому что он никогда не

8

винительный падеж с инфинитивом (лат.).

9

Я убежден, что душа моя… (лат.).

10

абсолютный творительный надеж (лат.).