Подземная Москва. Глеб Алексеев

в то время как никакие вагоны не были пущены.

      В эти же дни из Берлина прибыли два новых инженера. Их назначение было непонятно даже участникам концессии. Они были молчаливы, как, впрочем, все знающие себе цену люди, упитанны до здорового, слегка лоснящегося румянца, но оба с гнилыми зубами. «Химия», – улыбнулся один из них, когда в дружеской беседе знатных иностранцев за столиком в «Эрмитаже» «негодяй» рискнул поинтересоваться причинами столь раннего выпадения зубов.

      Итак, работы шли полным ходом. Костромские и ярославские мужики, из сквера Лермонтова[21], у Красных ворот, получили прибыльную работу. Землю возили за город. На площадях из желтых тесин настроили будок, а толпу зевак отделили канатами. Вдоль канатов прохаживались «снегири»[22], отмахивая красными палочками особенно назойливых. И когда наконец в «Эрмитаже» состоялся первый банкет, на который все иностранцы явились в смокингах, в Адлон ушла телеграмма: разведки закончены, в оранжеватом домике на Никитской состоялось бурное совещание, имевшее самый неожиданный результат.

      Археолог Мамочкин держал молодого человека за пуговицу и, заплевывая свою бороду, вопил:

      – Наша обязанность сегодня же открыть все властям!.. Мы не можем допустить расхищения национального имущества!

      – Нет! – категорически отвечал молодой человек в серых гетрах.

      – Они проникли в ходы! – забывая всякую осторожность, орал археолог.

      – И пусть!

      – Они ее найдут!

      – Найдут! – печально соглашался молодой человек.

      – И вывезут так, что не только мы с вами…

      – А это мы еще посмотрим!

      Вспотевший Мамочкин в изнеможении плюхнулся на макаронный диван. Его крепкое, вырубленное кремневым топором лицо размякло как яичница. Он ничего не понимал.

      – Дорогой Павел Петрович, что они ее найдут, я не сомневаюсь. Но представьте себе: если сейчас мы с вами отправимся, скажем, отделение милиции и заявим, что инженеры Фредерико Главича проникли в кремлевское подземелье для того, чтобы украсть богатства Ивана Грозного, – в лучшем случае нас заставят выспаться в отделении, осведомившись: где мы достали самогон? Тут нужно действовать иначе…

      За стеной, под самой дверью, осторожно пододвинули стул. Молодой человек прыжком кошки скакнул к дверям и вдруг их открыл:

      – Прежде всего так!

      За дверью с грохотом ссыпалась чья-то фигура с подвязанным флюсом. В полете она повалила умывальник, за умывальником перевернулась ванна, ржавые картонки, зонтики, швейная машина и самовар – весь тот ассортимент предметов домашнего обихода, который Москве никак не умещается на шестнадцати квадратных аршинах жилой площади и хранится обыкновенно в передней.

      – Вы не ушиблись? – заботливо осведомился молодой человек.

      Гражданка Оболенская поднялась с пола:

      – О нет!.. благодарю вас… я только хотела повесить шторы. В комнату Павла Петровича так

21

…мужики из сквера Лермонтова… – в этом сквере находилась биржа безработных крестьян-отходников.

22

«Снегири» – московское прозвище милиционеров.