.

простыни, которые весили целую тонну, и расправлять их. Я должен был поспевать за женщинами, которые занимались глажкой, а они были на сдельном окладе. Скармливать этим женщинам распутанные простыни было одним из самых тяжелых занятий в моей жизни.

      Да уж, я заплатил за эту гитару высокую цену, но к концу лета у меня было достаточно денег, чтобы купить необходимый для начала работы материал. При этом я ориентировался на очень дешевый инструмент, который мне одолжил один из коллег папы. С натяжкой это можно было назвать испанской гитарой. Я вырезал корпус из фанеры и согнул по бокам более тонкие кусочки. Я понятия не имел, как прикрепить корпус к грифу, но каким-то чудом у меня это получилось. Затем я обследовал мастерские Хаммерсмита по ремонту музыкальных инструментов на наличие проволоки для ладов, креплений, колков и мало-мальски приличного бриджа. После многочисленных усилий и экспериментов мне удалось создать нечто, что можно было назвать гитарой. По крайней мере это выглядело как гитара и имело такое же устройство. Временами мой инструмент даже звучал как гитара, и этого было достаточно.

      Я играл каждую свободную минуту, дарованную мне Господом (и моими надоедливыми учителями), и даже немного чаще. Удивительно, как можно увлечься чем-нибудь, если тебя не мучают тригонометрией. «Гитара» была больше похожа на терку для сыра, прикрепленную к куску дерева, поэтому мои пальцы ужасно кровоточили, но через пару недель я освоил три аккорда, с помощью которых можно было играть почти все, что крутили по радио. Через пару недель после этого я отыграл свой первый концерт, совместив образ Лонни с прической Элвиса. Концерт был в молодежном клубе, и я нисколечко не нервничал. Я просто поднялся на сцену и без промедлений начал играть «Heartbreak Hotel».

      Если вы спросите, откуда у тощего мальчика, пришибленного тяжким грузом школьных проблем, взялась уверенность предстать перед людьми с гитарой из фанеры и выступать, то я вряд ли смогу это объяснить. Это и тогда казалось странным, и до сих пор я сам не до конца понимаю, как у меня все это получилось, но я выжил и моя гитара тоже. Правда, через неделю она сломалась пополам. Мой небольшой просчет в дизайне сулил мне большие неприятности, потому что теперь я играл в группе. Не совсем группа в привычном понимании – скиффл-группа. Я начал играть в скиффл-группе, и моя фанерная гитара развалилась через шесть недель. На помощь пришел мой дядя Джон, который работал плотником в Бедфорд-парк. Он наблюдал, как усердно я пытался смастерить первую гитару, и теперь собирался помочь мне со второй. На этот раз мы как следует соединили гриф с корпусом, который, к тому же, был отполирован по-французски. Высота струн была комфортнее. Интонация все еще была далека от идеала, но мне нужно было сыграть лишь три волшебных аккорда. Гитара выполняла свою работу и, самое главное, не треснула пополам через шесть недель. На самом деле она продержалась почти три года. И с тех пор, каждый раз, когда у меня было свободное время, я всюду ходил с этой гитарой, болтавшейся у меня на шее.

      За