Песня песка. Василий Воронков

Врач даже не смотрел на Ану. – Неприятные ощущения скоро пройдут. У всех бывает такое после…

      Он не договорил и что-то торопливо начеркал в медицинской карте.

      – Вы знаете, – начала Ана и закашлялась, – вы знаете, мне… мне последнее время становится немного хуже… И мне кажется, что это… из-за уколов.

      Врач наморщил губы.

      – Но вы же говорили…

      – Нет, я, наверное, не совсем так… не совсем так выразилась. – Слова застревали в горле. – Это происходит не всегда. Сегодня я чувствую… чувствовала себя хорошо. Но часто бывает так, что мне становится плохо именно после уколов.

      – Что ж, это возможно. Это нормально. Лечение не всегда бывает приятным. Я, к сожалению, тут ничего изменить не могу. Но зато вот сейчас я вам выпишу направление. Будете принимать совсем новый препарат.

      – И мне станет лучше?

      – Конечно!

      Врач схватил тоненький, с прожилками, бланк.

      – Но… – проговорила Ана.

      Она и сама не понимала, что хочет сказать. Врач протянул ей рецепт.

      – Возьмите. Карта ваша останется у меня. А дра́вия у нас в плеве на первом этаже, не нужно долго искать.

      Ана взяла рецепт, исписанный витиеватыми каракулями, которые невозможно было прочитать.

      – Спасибо, – сказала она.

      – Вам станет лучше! – добавил врач, но это прозвучало так неправдоподобно, что он даже виновато улыбнулся.

      В дра́вия-ла́я для пациентов было пустынно и тихо. Ана протянула стоявшему за стойкой мужчине рецепт, опасаясь, что тот тоже ничего не сможет разобрать, однако мужчина тут же выдал ей несколько ампул. Она осторожно спрятала ампулы в карман, завернув их в платок.

      Потом долго стояла посреди плева, где воздух пах так же, как после павана-ваари на окраине города. На неё стали удивлённо поглядывать другие посетители. Тогда Ана надела дыхательную маску и вышла на улицу.

* * *

      Домой она вернулась уже под вечер, хотя и не понимала, как могла так долго ехать по линиям хагаты. Она ещё ощущала едкий кислотный привкус во рту и режущую боль в грудной клетке. Её мучила жажда – и сколько бы она ни пила воды, жажда не проходила. Она не помнила даже, как заснула – помнила только, что всю ночь почему-то работало радио, и в темноте тоскливо звучали песни, похожие на молитвы.

      Проснувшись, Ана долго лежала в постели. Радио работало – и молчало. За окном давно рассвело. Шприц уже был заправлен ампулой с новым препаратом.

      Ана взяла шприц. Села за стол. Выключила радио, которое всё равно передавало тишину. Потом спокойно и медленно, как учил её Нив, сделала себе укол.

      Укол подействовал неожиданно быстро.

      Тело налилось тяжестью. Мутило, как после скверной выпивки. Часы на стене неумолимо показывали приближение полудня, но Ана решила, что вполне ещё может немного поспать – или хотя бы полежать в постели, разглядывая солнечные блики на потолке. Нет нужды торопиться.

      Она попыталась встать со стула – и не смогла.

      Лёгкие вдруг стало распирать от боли, голова потяжелела. Ана забыла