Родина за нами!. Дмитрий Манасыпов

же проспал? Поднял руку, задрав рукав комбинезона. «Зенит», еще держащийся на поношенном кожаном ремешке, показывал всего половину четвёртого дня. Хотя Дорофеев и сам понял – время еще раннее. Свет пробивался под танк, и ему не пришлось напрягать глаза, пытаясь разглядеть циферблат в прыгающих отсветах небольшого костерка, разведённого рядом в нарушение инструкции.

      Странно… На плохой сон лейтенант никогда не жаловался. Особенно после суток тряски перехода и осмотра машины сразу по остановке. А также замены нескольких траков. Уж чего-чего, а пара часов сна после этого выматывающего занятия, для организма – прям слону дробина. А он от силы по тридцать минут, всего-навсего, на каждый глаз накинул. Так чего проснулся, спрашивается? Лейтенант зевнул, полез было из-под танка, когда что-то уловил. Что-то еле ощутимое, но тревожное. Что?.. Ну не померещилось же ему?

      Дорофеев встряхнул головой, стараясь совсем прийти в себя, и прислушался, насколько возможно. Война на дворе, всякое может случиться. Хотя навскидку все в полном порядке, верно?

      Треск веток догорающего костерка. Тихий разговор ребят его собственного экипажа чуть вдалеке. Плеск воды и довольное фырканье командира взвода, которого между собой, за никак не скидываемые лишние килограммы и любовь к водным процедурам, называли Бегемотом. Позвякивание протягиваемой стрелком патронной ленты соседней машины. Что? А?!

      Дорофеев вздрогнул, понимав – не слышно птиц. А на дворе начало осени, и пернатые в подлеске, как танкисты перестали носиться вдоль машин да вырубили движки, всё чего-то там свиристели и щёлкали. Но сейчас стояла полная тишина и на нее пока, никто не обратил никакого внимания. И ещё, на самом краешке слуха ли, ощущения… Дорофеев, наконец, услышал.

      Мерный шум вдавливаемой земли под ровным и тяжёлым шагом бронированных громадин, прущих сюда. Прямо к стоянке его взвода, вчера по ошибке отбившегося от основного полка и заплутавшего в густом киселе тумана. Они бы двинули в путь сразу же, когда рассветало, но радиостанции ничего не ловили. Да и туман, густой. Липкий, настоящая сметана.

      Даже сейчас, когда Дорофеев, выглянув из-под «сорокапятки», вслушивался в послеобеденную тишину, туман лежал на месте. А тем, кто двигался в их сторону, он не помеха. Это лейтенант знал ещё со времён училища. Земля под ладонью чуть ощутимо, но снова вздрогнула. Тянуть стало нельзя.

      – Т-р-ее-е-во-о-га-а!!!

      Старший лейтенант Замятин, за спиной называемый Бегемотом, вздрогнул и резко выпрямился. Остатки воды из котелка, что связист лил на широкую спину связист, побежали за пояс и дальше. А малахольный Дорофеев, ужом выползший на божий свет уже простучал дробь подкованными каблуками сапог по броне, прыжком взлетев на башню.

      – Тревога, ходуны рядом! Тревога!

      Замятин открыл рот, заткнуть совсем очумевшего спросонья молодого подчинённого. В глубине леса звучно стегнуло ударом плётки. Дорофеев, в этот самый момент нагнувшийся к люку, странно дёрнулся и завалился набок, схватившись за плечо. Между пальцев, торопливо и жадно, проступили тонкие красные капли. Набухли, собираясь в пару небольших ручейков.

      Замятин как заворожённый смотрел за одним, быстро проползшим к ладони и оборвавшимся вниз. Хлестнуло новым выстрелом и для командира танкового взвода больше ничего не было. Лишь темнота и пулевое отверстие точно посреди лба.

      Старший сержант Хасимов, наводчик основного калибра «Т-45/2», дремавший в башне, затащил Дорофеева внутрь, лязгнул закрытым люком. Лейтенант пришёл в себя, когда на скорую руку начал бинтовать ему плечо, простреленное снайпером. И тут же охнул, когда перед этим сержант полил глубокую дыру спиртом. Но стало не до боли:

      – Хасим, стрелять надо, слышишь?

      – Будем стрелять, лейтенант, будем, вот прям щас. Только руку тебе замотаем, да?

      Лейтенант зашипел, когда полосы бинта туго притянули края выходной дырки.

      – Черт с бинтом, Хасим, к орудию давай, к орудию!

      Сержант оценивающе посмотрел на результат работы своих рук, довольно хмыкнул и развернулся к прицелу:

      – Черт так черт, малай. Теперь и пострелять можно, ага.

      Дорофеев схватился за свою панораму, развернул. Рука слушалась в пол силы, отдавая резкой и простреливающей болью, разливающейся от плеча и вниз. Нахлобучил, вновь зашипев сквозь зубы от боли, шлемофон. Щёлкнул переключателем внутренней связи:

      – Сергеев, как двигатель?

      – Как часы, командир.

      – Хасимов, орудие готово?

      – Всегда готово.

      – Шевченко, ты как?

      – Открываю огонь, товарищ лейтенант.

      Загрохотал спаренный КПВТ в задней башенке. Второй стрелок танка, Николай Шевченко начал свой бой. Дорофеев повертел «перископом», выглядывая врага, а механик-водитель Сергеев уже рванул танк, кажущийся таким тяжёлым, вперёд, выводя в к просвету в самом конце перелеска. Мысленно лейтенант похвалил подчинённого, принявшего единственное верное решение, хотя вслух слегка выругал, не вмешиваясь. Надо выбраться из ставшего ловушкой маленького леска в сторону открытого