Избранные стихотворения. Сергей Аксаков

судом ума сколь, Вяземский, смешон,

      Кто, самолюбием, пристрастьем увлечен,

      Век раболепствуя с слепым благоговеньем,

      Считает критику ужасным преступленьем

      И хочет, всем назло, чтоб весь подлунный мир

      За бога принимал им славимый кумир!

      Благодаря судьбе, едва ль возможно ныне

      Всех мысли покорить военной дисциплине! —

      Я чту в словесности, что мой рассудок чтит.

      Пускай меня Омар и рубит и казнит;

      Пускай он всем кричит, что «тот уж согрешает

      И окаянствует, кто смело рассуждает».

      Неправда ль, Вяземский, как будет он смешон,

      В словесность к нам вводя магометан закон?

      Священный Весты огнь не оскорблю сравненьем

      Сего фанатика с безумным ослепленьем.

      И что за странна мысль не прикасаться ввек

      К тому, что написал и славный человек?

      И как же истины лучами озаримся,

      Когда поклонников хвалами ослепимся?

      Наш славный Дмитриев сказал, что «часто им

      Печатный каждый лист быть кажется святым!»

      Так неужели нам, их следуя примеру,

      К всему печатному иметь слепую веру?..

      Ты скажешь, Вяземский, и соглашусь я в том:

      «Пристрастие, водя защитника пером,

      Наносит вред тому, кого он защищает,

      Что лавров красота от лести померкает!

      Ответ ли на разбор – сатиры личной зло,

      Хоть стрелы б увивал цветами Буало?..

      Лишь может истина разрушить ослепленье,

      Лишь доказательства рождают убежденье».

      Так, Вяземский, ты прав: презрителен Зоил,

      Который не разбор, а пасквиль сочинил

      И, испестрив его весь низкими словами,

      Стал точно наряду с поденными вралями!

      О, как легко бранить, потом печатать брань

      И собирать хвалы, как будто должну дань!

      Легко быть славиму недельными листами,

      Быв знаменитыми издателей друзьями;

      Нетрудно, братскою толпой соединясь,

      Чрез рукопашный бой взять приступом Парнас,

      Ввесть самовластие в республике словесной,

      Из видов лишь хвалить – хвалой для всех бесчестной,

      Друг друга заживо бессмертием дарить

      И, ах! недолго жив, бессмертье пережить;

      Но кратковременно сих хищников правленье!

      Исчезнет слепота – и кончится терпенье:

      Тогда восстанет все на дерзких храбрецов,

      И не помогут им запасы бранных слов;

      Им будут мстить за то, что долго их сносили

      И равнодушными к суду пристрастну были.

      Шумиху с золотом потомство различит

      И время слов набор, как звук пустой, промчит;

      Ни связи, ни родство, ни дружески обеды,

      Взаимною хвалой гремящие беседы

      Не могут проложить к бессмертию следа:

      Суд современных лжив; потомков – никогда!

Москва.

      Элегия в новом вкусе

      Nugae canorae…

Horat.[1]

      Молчит угрюмый бор… луч солнца догорает…

      Бродящий ветерок в листочках умирает…

      С безбрежной

1

Звучные безделки…

Гораций.