Убить Батыя!. Наталья Павлищева

тоже.

      – Настя, угомонись, оттуда можно не вернуться. Ты думаешь, это шутки?

      – Ну, хоть попробовать ты можешь?

      – И пробовать не буду! Давай потом поговорим, а сейчас надо подумать, как Дедюню к ставке Батыевой доставить.

      – Слушай, а на каком языке они пишут? Может, ему чего приписать гадкое?

      – На уйгурском, вернее, пишут-то на монгольском, а буквы уйгурские.

      – Жаль…

      – Думаю, у Батыя найдутся знающие русский язык…

      На холме догорал огромный погребальный костер на месте города, упоминать даже имя которого запрещено. Чтобы остальные царевичи не видели позора кешиктенов, Батый приказал им двигаться на юг в степи отдельными рукавами, не останавливаясь нигде. Мало ли какой еще «Злой город» попадется по пути…

      А вот что делать самому – не знал. Преследовать ушедшую от «Злого города» дружину или плюнуть на нее и тоже уйти в степь на свежую траву?

      Хан смотрел на развалины «Злого города» и размышлял. Он вынужден был признать, что задумавший эту каверзу урус достоин уважения. Вообще, все, что делалось этим эмиром в голубом плаще, Бату-хан готов признать выдающимся, ведь урусы выманили тумены Субедея и самого Бату к проклятому городу очень вовремя – точно под разлив рек, а потом так ловко разыграли окончание осады. Этого хитрого и умелого уруса хан даже готов поставить вместо Субедея! Если бы тот согласился…

      Джихангиру принесли странную стрелу, на нее был насажен клочок ярко-голубой ткани с какими-то знаками.

      Батый смотрел на стрелу и понимал, что просто боится взять ее в руки. Сделал знак своему нукеру, тот взял, поднес ближе. Нет, ничего не случилось, значит, не отравлена.

      – Откуда она?

      – Урус подобрался близко, выстрелил в сторону ставки. Странная стрела, как послание. Мы поспешили принести.

      – Где сам урус?

      – Убит. Он стрелял в сторону ставки… – Кебтеул словно просил прощения, хотя воины сделали то, что должны сделать, – любой, поднявший оружие в сторону джихангира, должен быть немедленно убит, кто бы он ни был!

      Батый потянулся за стрелой. Да, конечно, это послание. На изнанке ярко-голубого клочка ткани (мгновенно всплыл в памяти именно такой плащ их эмира Урмана, стало не по себе) какие-то урусутские буквы. По знаку джихангира кебтеул метнулся за советником, знавшим язык и письмо урусов.

      Батый пригляделся к наконечнику стрелы, на нем выцарапаны две буквы с одной стороны и две с другой.

      Советник появился почти мгновенно, никто не мог заставлять ждать джихангира.

      – Что здесь написано?

      Подслеповато щуря глаза, старик прочитал:

      – Привет от Евпатия Коловрата и князя Романа.

      Зубы Батыя заскрипели. Эти урусы просто издевались над ним!

      – А на наконечнике что за буквы?

      – К. Р. Е. К. Это первые буквы имен – князь Роман и Евпатий Коловрат.

      – Иди…

      Джихангир сидел, задумавшись и стиснув зубы от злости. Итак, это вызов, вызов ему после гибели стольких воинов в проклятом городе, после стольких безуспешных