Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной – на Звездные войны. Олег Таругин

Чем медленнее изменяется объект, тем быстрее преодолевает он временное расстояние между веками. Мы как бы заморозили на атомарном уровне изменения материи объектов…

      Вспотели оба, и Автарк, и завлаб. Первый честно пытался понять ученого, второй то и дело удерживал себя от попыток объяснить происходящее на более привычном языке формул и чисел.

      – Когда объекты будут здесь? – спросил Автарк.

      – Они уже здесь.

      – Это-то каким образом?! Ведь сами сказали, что процесс только начался!

      – Перенос мгновенен. А вот адаптация займет около недели, тем более, их сознание все еще в прошлом.

      – Так вы что, трупы сюда перекинули?

      Завлаб тяжело вздохнул:

      – С их точки зрения, трупы – это мы. Мы просто не существуем для восприятия этих людей…

      Автарк окончательно отказался что-либо понимать:

      – А закончите вы когда? Время не ждет!

      – Вот именно, что у нас время ждет, – горделиво ответили руководитель проекта и завлаб практически одновременно. – Все будет готово через неделю. Не забывайте, что, помимо необходимой после переноса психореабилитации, мы должны дать им основные знания о нашем мире. Сейчас они даже всеобщим языком не владеют, не говоря уже о чрезвычайно, просто катастрофически низком уровне научных и технических знаний. Процесс ускоренного гипнообучения как раз и займет неделю. Минимум.

      – Если через неделю вас ящеры жрать не будут, – буркнул Автарк. – На них посмотреть-то хоть можно?

      – На ящеров?

      – На объекты.

      – Да, конечно. Идемте…

      Прошлое, 1944 год

      Утро выдалось туманным.

      – И увидел комбат туман, и сказал, что это хорошо. И стал туман быть, – прокомментировал Лаптев, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в мутной молочной пелене.

      – Утро туманное, утро седое, – неожиданно козлиным голосом спел из-за плеча Харченко.

      – Тьфу ты! – ругнулся на особиста Крупенников. – Не подкрадывайся. Стрельнуть могу!

      – Я те стрельну, – беззлобно ответил особист, но петь перестал.

      – Баба-яга, млять, в тылу врага… – усмехнулся Лаптев.

      – Тебя чего сегодня на афоризмы тянет? – буркнул Крупенников, не отрываясь от бинокля, хоть это и было совершенно зряшным делом.

      – Нервное, товарищ майор!

      – Ааа… ну, бывает.

      Минуты тянулись медленно, муторно. Словно муха, попавшая в мед, – пытается вытянуть одну лапку, а другие завязают все больше, и муха та все медленнее и медленнее движется. Крылышками жужжит, а толку никакого. Так и минуты перед боем, да и не только перед боем. Иногда Крупенникову казалось, что бой – атака ли, оборона – это спрессованная квинтэссенция всей человеческой жизни. Жизнь и смерть, а между ними нейтральная полоса. И больше во всей Вселенной нет ничего, кроме тебя, врагов в фельдграу и этой исковерканной железом земли. И ты сейчас один. Нет, конечно, рядом стоят бойцы и тоже ждут, сжав до судорог в пальцах автоматы, но на самом деле ты все равно один. Это только в тебя