Рассветники. Юрий Никитин

рядом.

      Автомобиль легко и умело выкатил со стоянки, сообщив правому ряду машин, что вот он щас встроится к ним, пусть чуть ужмутся, и они в самом деле ужались, да так незаметно, что и мы с ходу вошли в ряд, и скорость потока не сбавилась больше, чем на пару секунд.

      – Что так долго? – спросил я.

      – Работы прибавится, – ответила она. – Из Думы пришло сообщение, что наверняка будет принят закон, ужесточающий наказание за неподобающее поведение с животными. Теперь контроль за такими фильмами будет на мне.

      – Так у вас же за этот сектор отвечает Лида?

      Она покачала горловой:

      – Уже нет. Забрали в другой отдел.

      – Какой?

      – Не знаю, – ответила она легко. – Но на своем месте она не то чтобы не справлялась, однако… ну, как бы сказать… слишком уводила изменения в сторону секса. А здесь необходимо строгое равновесие. Не увлекаться…

      Я смотрел на нее с нежностью.

      – А как ты?

      – Не увлекаюсь, – ответила она ровным голосом.

      – Сексом?

      – И сексом тоже, – сообщила она чуть недовольным голосом. – В нашей работе особенно нужно знать меру. И обладать чувством вкуса. У Лиды со вкусом было все в порядке, но вот темперамент…

      Я спросил, поддразнивая:

      – А ты что, ледышка?

      Она отвела взгляд:

      – Давай я отвечу сразу на твой вопрос, который ты еще не задал, а держишь наготове. Я вообще не люблю вязаться, понимаешь? Видимо, каких-то гормонов недостает. Нет-нет, я обычно подставляю вагину и анус почти всем из нашей конторы, кто хотел бы в них подолбиться, но это больше для того, чтобы не выглядеть какой-то… подозрительной, понимаешь? Сейчас если не раскованная, то чуть ли не террористка!

      – Еще бы, – сказал я с горечью, удивившей меня самого. – Мы только на словах бунтари, а так еще те конформисты.

      – Ну да, – сказала она с облегчением, – хорошо, пока хоть озабоченной выглядеть не обязательно. Хотя озабоченные считаются самыми стабильными и устойчивыми членами любого общества.

      Она говорила очень серьезно, как ребенок, недавно усвоивший эти понятия и старательно выговаривающий новые для себя слова.

      Я смотрел с нежностью.

      – Увы, да.

      – Ну вот, – сказала она уже легче, – извини, что огорчила откровенностью. Мне в самом деле интереснее моя работа, чем вязаться и орать это «Ja!», «Ja!», «Ja!».

      – Сейчас вместо нашего русского «Ja!», «Ja!», «Ja!», – уточнил я, – кричат «Yes!», «Yes!», «Yes!». Наверное, тебя это удивит, но я тоже не сдвинут на этом деле. И тоже люблю посидеть. Только не за редактированием фильмов…

      – Но и не перед жвачником?

      – Перед микроскопом, – ответил я.

      Она сказала с сочувствием:

      – Ну вот, двое ненормальных…

      Я ощутил себя чуточку задетым, заговорил, оправдываясь:

      – Нет, у меня все в норме, вот и пенис, смотри, как раз по стандарту, даже на сантиметр длиннее, хотя я ничего не делал, правда! Просто… когда вижу такой удивительный мир под окуляром микроскопа…

      Она посмотрела