Избранные стихотворения. Тимур Кибиров

в здании школы с отдельным

      входом, и трубы совхозной котельной

      в синем окне. И на стенке чеканка

      с витязем в шкуре тигровой. Смуглянкой

      Зоя была и, когда целовала,

      что-то всегда про себя бормотала.

      Сын ее в синей матроске на фото

      мне улыбался в обнимку с уродом

      плюшевым. Звали сыночка Борисом.

      Муж ее, Русик, был в армию призван

      маршалом Гречко… Мое ты сердечко!

      Как ты стояла на низком крылечке,

      в дали вечерние жадно глядела

      в сторону клуба. Лишь на две недели

      я задержался. Ах, Зоинька, Зоя,

      где они, Господи, годы застоя?

      Где ты? Ночною порою собаки

      лай затевали. Ругались со смаком

      механизаторы вечером теплым,

      глядя в твои освещенные стекла.

      Мы целовались. И ты засыпала

      в норке под ватным своим одеялом.

      Мы целовались. Об этом проведав,

      бил меня, Господи, Русик Ахвердов!

      Бил в умывалке и бил в коридоре

      с чистой слезою в пылающем взоре,

      бил меня в тихой весенней общаге.

      В окнах открытых небесная влага

      шумно в листву упадала и пела!

      Солнце и ливень, и все пролетело!

      Мы оглянуться еще не успели.

      Влага небесная пела и пела!

      Солнце, и ливень, и мокрые кроны,

      клены да липы в окне растворенном!

      Юность, ах, боже мой, что же ты, Зоя?

      Годы застоя, ах, годы застоя,

      влага небесная, дембельский май.

      Русик, прости меня, Русик, прощай.

      Романсы Черемушкинского района

3

      Под пение сестер Лисициан

      на во́лнах «Маяка» мы закрываем

      дверь в комнату твою и приступаем

      под пение сестер Лисициан.

      Соседи за стеною, а диван

      скрипит как черт, скрипит как угорелый.

      Мы тыкались друг в дружку неумело

      под пение сестер Лисициан.

      9-й «А». И я от счастья пьян,

      хоть ничего у нас не получилось,

      а ты боялась так и торопилась

      под пение сестер Лисициан.

      Когда я ухожу, сосед-болван

      выходит в коридор и наблюдает.

      Рука никак в рукав не попадает

      под пение сестер Лисициан.

4

      Лифт проехал за стенкою где-то.

      В синих сумерках белая кожа.

      Размножаться – плохая примета.

      Я в тебя никогда… Ну так что же?

      Ничего же практически нету —

      ни любови, ни смысла, ни страха.

      Только отсвет на синем паркете

      букв неоновых универмага.

      Вот и стали мы на год взрослее.

      Мне за тридцать. Тебе и подавно.

      В синих сумерках кожа белеет.

      Не зажечь нам торшер неисправный.

      В синих сумерках – белая кожа

      в тех местах, что от солнышка скрыты,

      и едва различим и тревожен

      шрам от детского аппендицита.

      И