Голубое сало. Владимир Сорокин

против буранов.

      – Как говорил Мао: когда дуют северные ветры, надо строить не щиты, а ветряные мельницы! – прохрюкал Бочвар, наливая полковнику.

      – Рипс, тут легче взорвать, чем построить, – расстегнул ошейник полковник. – Сибирь! Штурмеры свиньи. Не могли поиметь правильный форберайтен, задроебы. Весь провайдинг скользит.

      – А я ужеее хочууу домооой! – пропел тенором Бочвар.

      – Кто с объектами? – спросил я полковника.

      – Лейтенант Петерсон. – Полковник выпил и посмотрел на меня выцветшими глазами. – Буран их возбуждает. Толстого-4 вырвало желчью, Пастернак-1 бился головой об стену.

      – Рипс! – Я встал. – Когда это случилось?

      – Отдыхайте, Глогер. – Полковник положил мне на плечо свою маленькую, но крепкую руку. – Там все уже пинъаньди. Петерсон опытный мед. Вообще, все пока тип-тирип по трейсу.

      Он постучал пальцем по своему широкому подбородку.

      – Все, кроме ваших TFG, – вставил я, переходя в эндшпиль.

      – Почему наших? – усмехнулся полковник. – Мы все здесь в одном гробу.

      – TFG – ваша практика, Serge. – Карпенкофф подошла к нему сзади, сложила ладони малым кольцом над его седым затылком. – Уууу, как у вас много gusanos. Вы золотарь?

      – Я бабочка, – улыбнулся он.

      – Правильно, вы не золотарь, – продолжала сканировать она. – Вы старый добрый ADAR. Правда?

      – Это видно и без кольца. – Полковник достал табакерку и быстро понюхал. – Марта, рипс, вы не Сандра Джадд. Вам необходимо поиметь.

      – Я имею. – Она сбросила след и поцеловала его в затылок.

      – Анаконда, рипс уебох! – вздрогнул полковник. – Жаль, что в командировках женщины не заводят KLOPOV!

      Все засмеялись, и я тоже.

      “Катя Бобринская” способствует восприятию коллек-юмора. Вошел Харитон в заиндевевшем костюматоре:

      – Хромо-dis не в семи.

      – Сколько? – поставил стакан Бочвар.

      – 30 на 6, 32 на 4.

      Генетики зашевелились.

      – Это все из-за бурана, – вышел первым Бочвар.

      – Агвидор большой мастер по замораживанию чужих отцов, – глядя в глаза полковнику, произнесла Карпенкофф. – Я всегда верила в ross-термодинамик.

      Она вышла.

      – Двинем раскрасить, – застегнул ошейник полковник. – Борис, в два я жду ваших трэйсов.

      – Fertig, рипс нимада, – пробурчал я.

      Полковник скрылся за дверью.

      – Рипс чоуди шици! – Харитон содрал с себя костюматор, подошел к стойке бара. – Всё на соплях. Всё, всё на сиреневых соплях.

      – Россия, – заматовал я себя в три хода. – Сыграем?

      – Гной и мед в этой стране – близнецы-братья. Иван Вишневский прав. – Он сел напротив, стал расставлять фигуры.

      – Это в вас говорит еврей. – Я зажал белую и черную пешки в кулаках. – Вишневский написал много топ-директа в Москве и Бохуме. Но цитировать его в Восточной Сибири – obtoston. Сверление воздуха.

      – Я сверлю всю жизнь себя. – Он шлепнул по кулаку с черной пешкой. – Fine. Люблю играть от обороны… рипс, а что здесь пили? –