Парашюты над Вислой. Александр Усовский

и постучал в калитку.

      Через минуту на крыльце появился пожилой дядька, несмотря на июльскую жару – в меховой жилетке, и в чёрной железнодорожной фуражке.

      – Cześć, Janek, kto to jest z tobą? Gdzie znaleźliście tych Niemców?[18]

      – Przyjechaliśmy dziś rano z Lasok. Chcą z tobą żyć. Mój ojciec powiedział mi, że to z powodu podatku żywnościowego[19]

      – Żeby nie żyli… Powiedz im, niech wejdą. Czy mówią po polsku?[20]

      – Hauptman mówi po rosyjsku. Ale źle. Słuchałem jego rozmowy z komendantem. Są z Frontu Wschodniego[21]…

      Савушкин про себя усмехнулся. А малый не так прост, как кажется! Немецкий понимает – но виду не подаёт. Надо будет к нему присмотреться… Ладно, надо брать быка за рога.

      Отодвинув сына войта, Савушкин открыл калитку и обратился к хозяину:

      – Мы тут будем жить. Пять. Два комната. Груз – в дом! – И указал на мешок.

      Пан Заремба пожал плечами.

      – Надо – несите. Две комнаты есть. Прошам. – И указал на входную дверь.

      Савушкин переглянулся с лейтенантом. Тот молча кивнул, обернулся к своим, молча указал на грузовой мешок. Костенко с Некрасовым его подхватили и поволокли в дом.

      Савушкин обошёл дом, осмотрел окна, подходы, пути возможной эвакуации. Годится. Густой сад, кусты смородины образуют удобную аллею от окон к лесу – то, что надо. Ладно, надо поговорить с хозяином – пока как гауптман Вейдлинг. Не будем торопиться раскрывать карты, чёрт его знает, этого Зарембу, по чьей партитуре он сейчас играет…

      Капитан вошел в дом. Унтера уже шерудили в своей комнате, что-то там передвигая и гремя сапогами. Котёночкин тоже скрылся в «офицерской» комнате – тоже, по ходу, обустраивался. Хозяин что-то строгал на кухне – что ж, самое время с ним пообщаться…

      – Polen, am Abend werden wir uns waschen. Wir müssen ein Bad vorbereiten[22].

      Пан Заремба отчего-то усмехнулся в усы, оглянулся, посмотрел в оба окна – после чего, вздохнув, промолвил на хорошем русском:

      – Ну наконец-то вы пришли… Как же долго я вас ждал…

      Глава третья

      В которой главный герой убеждается в том, что «кому война – а кому мать родна» – не пословица, а руководство к действию…

      В кухне повисло напряжённое молчание.

      Пан Заремба пытливо глядел в глаза Савушкина – ожидая ответа; капитан же мучительно искал выход из создавшейся ситуации. Признаться? Сказать то, что передал «товарищ Збигнев»? А если это провокация? Если этот старик – никакой не Заремба, а «подсадная утка» гестапо, настоящий же Заремба сейчас сидит в подвалах СД в Варшаве? А если даже и Заремба – кто даст гарантию, что его не перевербовали немцы? Предполагалось, что они поживут у него дня три, присмотрятся – и только потом раскроют карты… а что делать теперь?

      Старый поляк откашлялся и негромко спросил:

      – Мучаешься сомнениями, капитан? – Помолчав, продолжил: – Понимаю. Тогда я скажу за тебя. Можно?

      Савушкин молча кивнул. Пан Заремба, улыбнувшись, сказал:

      – Семь парашютов сегодня ночью над Корейбовой пустошью. Два хлопцы, что в вас стреляли. Вы их отпустили – думая, что хлопаки побегут додому… Они вас довели до Серакува! – И улыбнулся, по-мальчишечьи широко и открыто.

      Твою

18

Привет, Янек, это кто с тобой? Где ты нашел этих немцев?

19

Приехали сегодня утром из Лясок. Хотят у вас жить. Отец сказал, что это будет в счет налога на продовольствие.

20

Чтоб они сдохли… Ладно, скажи им, пусть заходят. Они по-польски говорят?

21

Гауптман говорит по-русски. Но плохо. Я слушал его разговор с комендантом. Они с Восточного фронта

22

Поляк, вечером мы будем мыться. Надо подготовить баню.