Памяти не предав: Памяти не предав. И снова война. Время войны. Станислав Сергеев

автомат, умело прикрепленный несколькими ремешками к разгрузке, карманы с магазинами и гранатами. В его взгляде мелькнуло одобрение, видимо, ожидали, что их заставят везти какое-то крупное начальство на Большую землю, а тут спецы-боевики. Он сильно, но без нажима пожал руку.

      – Максим.

      Но тут же поправился:

      – Капитан Решетников.

      Штурман, стоявший чуть дальше, тоже протянул руку:

      – Старший лейтенант Кумин.

      При слабом свете я тоже пытался их рассмотреть, но тут было сплошное разочарование – стандартная летная форма, никаких знаков различия. Ну все равно, вроде ребята нормальные… Решетников сразу перешел к делу:

      – Товарищ Сергей, куда лететь будем?

      – В сторону Киева. Выброска в районе Фастова.

      – Ого. Серьезно.

      – Ну так и мы вроде ребята непростые.

      – Заметно…

      – Ну что, грузимся и летим?

      Но тут возмутился штурман:

      – А куда точно лететь?

      – Вы летите в сторону Фастова. Как будем подлетать, я вам дам пеленг. У нас своя система позиционирования на местности. Кстати, а как связываться-то будем? У вас переговорное устройство есть для нас?

      – Нет, конечно, кто будет бомбовый отсек оборудовать СПУ?

      – Ну ладно…

      Я подошел к самолету, где в отсеке меня ждали бойцы.

      – Дунаев!

      – Я, товарищ майор.

      – Там у нас запасная рация есть, передай ее пилоту. И быстрый инструктаж по пользованию.

      – Понял.

      Пока он рассказывал Решетникову про достижения средств связи двадцать первого века, я махнул рукой людям Судоплатова, и один из них, как гончая, рванул ко мне навстречу.

      – Слушаю, товарищ майор.

      – Капитану Решетникову передается секретная радиостанция. По возвращению бомбардировщика из полета радиостанцию изъять. Быстро сообрази бумажку, чтоб он подписал об обязательном уничтожении прибора при возможности его попадания в руки противника.

      – Есть, сделаем.

      Пока тот носился и организовывал импровизированную подписку о неразглашении, мы обговаривали все нюансы полета с экипажем самолета. Стрелка-радиста мы и не видели. Его в самом начале грозные сотрудники органов засунули в самолет, и он там сидел на боевом посту и с интересом поглядывал на нас сквозь прозрачные стекла верхней пулеметной турели.

      Ну вот и все. Бумаги подписаны, я, тоже облаченный в тулуп, забрался в бомбовый отсек, раздался рев разогреваемых двигателей. Еще несколько минут – и самолет вырулил на взлетную полосу и стал разгоняться. Потом отрыв и незабываемое чувство невесомости, которое испытывают все, когда начинается полет. Правда, не все испытывают удовольствие от того, что содержимое желудка начинает проситься обратно. Тут как раз я и пожалел о том, что не полетел на Р-5. Он летал и потише, и пониже, а тут ДБ-3 поднялся на три километра, стало понятно, что мы точно не в сказку попали. Дуло из щелей немилосердно,