Вальтер Эйзенберг. Константин Аксаков

взглянула на него пристально.

      – Я согласна с вами, – сказала она, помолчав. – Спишите же мой портрет между цветами, – прибавила она с улыбкою.

      – Я вас так мало знаю, – отвечал, запинаясь, Вальтер.

      – Кто ж вам мешает бывать у нас чаще; по вот, кажется, и г-н Эйхенвальд; пойдемте к нему.

      Эйзенберг, пробывши там еще час, пошел домой весь радостный. Он шел по улицам, ни на что не обращая внимания, весь в себе, напевая песни; а в голове его мечтам а конца не было: его сердце наполнялось в это время таким сладким чувством, что он готов был обнять и расцеловать всякого. Пришедши домой, бросился он на стул у окна, потом вскочил и, прошедши раза два по комнате, сел опять и совершенно забылся. Если б его спросили, о чем он думает, он бы не мог отвечать. В это время вошел Карл.

      – Вальтер, – сказал он ему, – полно сидеть дома; я пришел за тобою, чтобы прогуляться вместе: время чудное.

      – А, Карл, садись! Я пришел сейчас и устал немного. Останься со мной.

      Карл заметил, что друг его чертил что-то карандашом на бумаге.

      – Что ты рисуешь?

      – Так, это моя фантазия.

      – Твоя фантазия очень миловидна. Да не портрет ли это?

      Вальтер не отвечал, продолжая чертить. Карл подождал, пока он кончит; наконец, положив карандаш, спросил его машинально:

      – Ну, что?

      – Что с тобою, Вальтер? Ты рассеян, это не без причины.

      – Ах, Карл, Карл! – сказал Вальтер, опять задумываясь. Карл долго смотрел на Эйзенберга, наконец сказал тихо:

      – Как хороша она!

      – Прелестная девушка!

      – Какое наслаждение смотреть на нее!

      – Да, быть с нею, говорить с нею – вот счастие!

      – Умереть у ног ее – вот блаженство! – докончил громко Карл и покатился со смеху.

      – Что это значит, Карл? Разве ты знаешь Цецилию? Ты смеешься?

      – Попался, – говорил Карл, продолжая смеяться, – попался и высказал все, что было на душе. Видишь, как немудрено узнать твою тайну. Ну, не сердись же. Мне ты мог ее сказать. Итак, Цецилия, прелестная Цецилия владеет твоим сердцем, – прибавил он патетическим тоном.

      – Послушай, Карл, – сказал несколько серьезно Вальтер, – если ты хочешь смеяться надо мною, так лучше ступай вон, а то слишком не хорошо узнать секрет другого и потом смеяться над пим. Разве я лез к тебе с моею доверенностью?

      – Полно, полно, по сердись. Шутка – не насмешка. А лучше расскажи мне хорошенько.

      Вальтер рассказал ему все, и Карл, оставя свой шутливый тон, слушал его с участием.

      Друзья расстались. Вальтер весело лег спать: завтра он пойдет на целый день к Эйхенвальду; сладкие сны вились над головою его. Он проснулся; светло и радостно улыбалось ему утро, так приветно пели птицы. Он встал, взглянул на свой столик, где лежал портрет ее, нарисованный им вчера. Наконец пришел назначенный час, и Вальтер отправился к Эйхенвальду.

      День этот скоро прошел для Эйзенберга;