Усама. Леви Тидхар

воздух и отправился на поиски телефона-автомата.

      Таинственная карта, похожая на поверхность Луны

      Джо положил книжку на стол обложкой вниз, ее раскрытые страницы касались нелакированной поверхности стола как отпечаток ладони. Вопросов было много, только задавать их Джо как-то не хотелось. Он выдвинул ящик и достал бутылку с красной наклейкой. Поглядел на нее, встряхнул, просто чтоб увидеть, как плеснется внутри янтарная жидкость. Хотел он выпить или не хотел – вот в чем был вопрос.

      Обозрев бутылку еще немного, Джо отвинтил крышку и хлебнул прямо из горлышка. Виски огнем прошелся по пищеводу. Закрутив крышку, он убрал бутылку обратно в ящик и закрыл его. Взгляд его упирался в книжку.

      Подобрал кредитку и рассмотрел ее, потом положил обратно. Как ему дойти до того, чтобы хотя бы воспользоваться ею? Все в этом, казалось, было не так. Он опять взялся за книжку, раскрыл на странице с выходными данными. Издателем значилась фирма «Медуза Пресс». Упоминания о Майке Лонгшотте не было вовсе. В любом случае, вряд ли то была подлинная фамилия человека. В реальной жизни никто не может носить имя Майк Лонгшотт. Джо встал, подошел к книжной полке, стал разглядывать корешки книг. У него было еще две книжки серии «Усама Бен-Ладен: Вершитель суда», он снял их с полки и вернулся за стол. Сверил выходные данные: везде были одинаковые. «Медуза Пресс», Париж, а в качестве адреса просто номер ящика почтового отделения, без указания улицы. Закурив очередную сигарету, он стал раздумывать, почему бы это и что ему предпринять, чтоб узнать побольше, и тут внизу лестницы что-то бахнуло, кто-то заругался затейливо и многоречиво по-английски, и Джо улыбнулся. Альфред, очевидно, вышел на поверхность и приступил к открытию своей букинистской лавки.

      Джо встал, засунул черную кредитку в карман и пошел вниз. Там была дверь, ведшая в лавку, и он воспользовался ею. Попав вовнутрь, почуял застоявшийся запах опиума. Иногда, когда он проходил через лавку, запах бывал сладковатым, иногда пахло жжеными листьями, Альфред же, когда вынужден был объясняться по поводу стойкого запаха, столь преданно льнувшего к его стареющему телу, непременно ссылался на художника Пикассо, кому приписывалось якобы сделанное однажды замечание о том, что это менее всего безумный запах на свете. На что бы запах ни походил, эти слова говорили о его пользе, а потому он всегда присутствовал и на одежде Альфреда, и в его черной бороде, тронутой сединой, и на самих книгах: стоило их раскрыть – как со страниц веяло слабым душком этого дурмана.

      – Ах ты негодница, сукин же ты сын, – бормотал Альфред. – А-а, салют, Джо!

      Джо улыбнулся и махнул рукой, в какой держал зажженную сигарету. Альфред же вновь обратился к Мэй:

      – Сгинь с глаз моих, Мэй! Видеть тебя больше не желаю. Проваливай!

      – Привет, Джо, – поздоровалась Мэй, и Джо, улыбнувшись, вновь махнул рукой. Между двумя высокими книжными стеллажами был втиснут стул, и он сел. – Ты слишком много куришь, старик. И с каждым вечером тебе требуется все больше.