Птицы небесные. Владимир Короленко

же он вдруг изменил тон?..

      Теперь во дворе нас было только трое: странник, я и молодой парень под калашным навесом. Странник кинул быстрый взгляд в мою сторону, но тотчас отвернулся и подошел к калашнику. Лицо молодого парня сияло от удовольствия.

      – А ловко ты их, – сказал он… – Уж именно что оканфузил. Вишь, – у всех на макушках-те гуменца выстрижены… Черти горох молотили. Хо-хо-хо!

      Парень залился веселым молодым смехом и принялся убирать с прилавка товар внутрь ларя.

      Окончив это, он закрыл раздвижные дверцы и запер их на замок. Ларь был устроен удобно, в расчете на передвижение, – на колесиках и с нижним помещением. Парень, очевидно, намеревался ночевать тут же, у хозяйского добра…

      – Одначе пора и на спокой, – сказал он, поглядев на небо.

      На дворе и за воротами, было тихо и пусто. На базаре тоже убирались с товаром. Парень покрестился на церковь и, открыв немного дверку, полез под ларь.

      Вскоре оттуда показались его руки. Он старался изнутри приладить небольшую заслонку к отверстию.

      Странник тоже оглянулся на небо, подумал несколько секунд и решительно подошел к ларю.

      – Постой, Михайло! Я тебе, добрый человек, помогу.

      Белец убрал руки и выглянул снизу вверх из своего убежища.

      – Антон я, – сказал он простодушно.

      – Ну, Антоша, давай помогу тебе.

      – Ин помоги, спасибо скажу. Вишь, отседа трудно.

      Простодушное лицо Антона скрылось.

      – Убери-ко-сь ноги-то маленько.

      Антон исполнил и это распоряжение. Тогда странник спокойно отставил дверку, проворно наклонился, и я с удивлением увидел, как он быстро юркнул в отверстие. Началась возня: Антон двинул ногами, и часть страннической фигуры показалась было на мгновение наружи, но тотчас же втянулась опять.

      Заинтересованный этим неожиданным оборотом, я почти инстинктивно подошел к ларю.

      – А я закричу, пра, закричу, – услышал я оттуда гнусаво-жалобный голос Антона. – Вот ужо отцы опять накладут тебе в загорбок!

      – А ты не кричи, Миша, зачем кричать? – убеждал странник.

      – Какой я тебе Миша… говорю, меня Антоном кстили…

      – В монашестве наречен будешь Михаилом. Помяни тогда мое слово… Тс-с-с! Тише, Антоша, помолчи-ко-сь.

      В ларе водворилось молчание.

      – Чего? – спросил Антон. – Чего слухаешь?

      – Слышь, стучит… Дождик ведь.

      – Ну так что?.. Стучит… Закричать вот, – отцы тебе лучше того настукают.

      – Ну, что ты все заладил одно: закричу да закричу. А ты лучше не кричи. Что я тебя съем, что ли? Я вот тебе еще про монашку сказку хорошую расскажу…

      – Скрадешь, смотри, чего-нибудь.

      – Грех тебе, Антоша, на странного человека клепать. Один-то калач и сам дашь. Не ел нынче, – веришь ты богу…

      – На вот, кусай черствый… Сам не съел… – И Антон зевнул с таким аппетитом, что всякая мысль о дальнейшем противодействии устранилась.

      – А и ловко ты их, кулугуров-то, оканфузил, –