Терновый куст. Давид Айзман

бородой, с длинными, тонкими ногами. Меер – маленький старичок, сгорбленный, с огромной седой бородой, смешно торчащей на обеих щеках по сторонам. Замученное, совершенно изношенное существо. Ноги искривлены дугой, одна много короче другой. Сильно хромает.

      Меер. Ой, измучился… Проходите, Самсон, проходите… Жара как в Египте, а исходил я верст двадцать. (Опускает на землю два мешка с костями и садится.)

      Самсон. А заработали?

      Меер. А заработал на воду для каши… Ничего, с голоду не умрем.

      Самсон. Не с голоду, от истощения.

      Меер. Можно лучше сделать? Лучше не сделаешь… Завздыхал, застонал, и айда дальше! Фу-ты, как измучился. Душа из тела уходит. Но, прежде чем идти домой, захотел повидать Мануса…

      Леа (в испуге схватывает Шейву за руку). Вот видишь, Мануса повидать…

      Шейва. Что же ты хочешь? Дядя же, – а Манус уезжает…

      Леа. Господи, смилостивься надо мной!

      Входит Берл, щекастый малый со страшно густыми, торчащими. кверху огненного цвета волосами; несет на голове ванну, опускает ее на пол и идет к горну, раздувает мехом огонь.

      Шейва (мужу). Иди, иди домой, умоешься хоть.

      Меер. Ох подожди… силы нет… (Он говорит с трудом, как если бы взбежал на гору, отдуваясь и вытирая пот с лица.) Сегодня по дачам кости собирал… Костей в мешке пуда два… И когда тащишь мешок на спине по солнцепеку, голодный, – а пыль такая, что всего тебя так и засыпает, и еще с каждой дачи выскакивают собаки и хватают тебя за икры, и случается, что дворник замахнется на тебя метлой… ох!.. – так делается сладко, что если бы не седая борода, то лег бы вот так вот среди дороги и заплакал…

      Берл. Ну я не заплачу… У меня другие заплачут!..

      Меер. Кто же это – другие?

      Берл. А вот те, которые так устроили, что человек с седой бородой, и больной, должен по дворам ходить собирать кости…

      Самсон. Вся наша жизнь мученическая. Все мы мученики.

      Меер. Ничего… Как-нибудь… Завздыхал, застонал, и айда дальше!.. И не оглядывайся… Оглянешься – ослепнешь…

      Берл. Нет, ослепнут другие. (С внезапной злобой.) Глаза я у них вырву, проклятые внутренности я вырву у них!

      Меер. Ой, Берл, Берл!.. Научи тебя… А что может ожидать человека, который вот так рассуждает?

      Самсон. А что ожидает вас, если вы иначе рассуждаете? А что всех нас ожидает?

      Входит сосед с ребенком на руках. Он в опорках на босу ногу, в жилете, без пиджака. Ворот расстегнут, видна грудь. Длинная голова, орлиный кривой нос, в глазах пламя чахотки. Жиденькая бороденка; усов почти нет. Девочка, лет пяти, босая, грязная, заморенная, идет за ним.

      Что вот его ожидает или его детей?

      Сосед. Меня что ожидает, я давно знаю. (Кашляет.) Видите – кровь… Вчера у доктора был… Говорит: «каверна»… Чем занимаюсь, спрашивает. Говорю – латыжник, сапоги латаю… «Нельзя вам этим заниматься, нельзя сидеть много, нельзя кожей дышать…» (Кашляет.) Без него не знаю я…

      Леа (со стоном). И он Мануса