Найденный мир. Владимир Серебряков

были обглоданы до неузнаваемости. То было поведение падальщиков, и ученый не испытывал ни малейших сомнений в том, что твари доберутся до человеческого мяса, даже пролежавшего в земле неделю, будь у них хоть малейшая возможность. Как гиены.

      – Владимир Афанасьевич! – Злобин подошел бесшумно, а может, это от усталости в уши забилась неощутимая вата, приглушая звуки. – Поговорить бы.

      За прошедшие сутки старший лейтенант подрастерял былой пиетет перед учеными. В этом геолог не мог его винить.

      – Слушаю, Николай Егорович, – отозвался геолог, обернувшись к офицеру.

      – Что это за гады? – Нет, моряк не был склонен к пустопорожним рассуждениям. – Я уже побеседовал с профессором, но хотел бы и вашим мнением поинтересоваться.

      Обручев неопределенно повел плечами:

      – Не знаю. Хищники… стервятники… Думаю, их привлекла кровь.

      – Верно. – Великан степенно кивнул. – Но я о другом. Ничего похожего среди ваших окаменелостей?..

      Геолог покачал головой:

      – Трудно сказать. Мы ведь даже не разглядели его толком.

      – Александр Михайлович говорит, что рана на животе часового нанесена необыкновенно острым когтем длиной в пару дюймов, – добавил Злобин. – Одним когтем, словно на вытянутом пальце. Такое может быть?

      Обручев снова повел плечами, пригладил бороду – он давно обнаружил, что эти простенькие маньеризмы позволяют выгадать время, обдумывая ответ.

      – Все может быть, – ответил он. – Но выглядит это очень странно. У существующих животных мы не наблюдаем подобных приспособлений… и у вымерших – тоже.

      – Тогда, возможно, мы были не правы с самого начала? – предположил Злобин. – И мы вовсе не в допотопном прошлом? А в некоем… новом творении, лишь отдельными чертами схожем с привычным?

      Геолог решительно отмахнулся:

      – Это ни о чем не говорит. Думать, будто мы все досконально знаем о фауне мелового периода, – вот уж гордыня! Да хотя бы взять того ящера, которым мы вчера ужинали: именно такой разновидности палеонтология не знает. Но отдельные его черты несут столь явственное сходство с хорошо известным игуанодоном и в меньшей степени – с другими ископаемыми ящерами, что нам не остается ничего иного, как считать его динозавром из группы птицетазовых. Думаю, когда мы пристрелим нашего «черного петуха», ему тоже найдутся вымершие родичи.

      – Лучше бы они и оставались вымершими, – мрачно заметил Злобин.

      – Лучше бы вы подумали вот о чем, – в тон ему отозвался Обручев. – Эти животные, при всей своей опасности, – не главные хищники здесь. Они ведут себя как падальщики, подбирают остатки чужой добычи. Гиены. А рядом с гиенами должны быть львы. «Черные петухи», кажется, некрупные твари: с собаку размером. Существа, которых боятся травоядные ящеры, ростом не меньше человека. И мне очень не хотелось бы проверять, на что способны они, при свойственной рептилиям живучести, силе… и холодной, бессмысленной злобе.

      В проповедях церковников, заключил Дмитрий Мушкетов,