Легкая корона. Алиса Бяльская

что собирается покончить жизнь самоубийством, и я ее позвал. А теперь она сама отвечает на письма. С ней много народу переписывается, – сказал Рома Ширяев, один из авторов «20-й комнаты».

      Я выпучила глаза, потому что в первый раз услышала, что хотела покончить с собой. Но промолчала. Наверное, он знает, что делает. Может быть, раз я такая трагическая особа, меня не попрут отсюда? Редактор взял письма, которые пришли на мое имя, и бегло их просмотрел.

      – Судя по твоему внешнему виду, ты увлекаешься роком. Могла бы писать на темы, связанные с роком? С тем, кто раньше у нас писал, пришлось расстаться, и нам нужен кто-то, кто разбирается во всем этом. Ничего пока не обещаю, все зависит от твоего материала. Хочешь попробовать?

      – Можно взять интервью у Виктора Цоя, – выпалила я, не подумав.

      – Н-да, Цой – это интересно. У Цоя есть потенциал, его уже пару раз показали по телевидению. Ну, попробуй.

      Надо было каким-то образом раздобыть телефон Цоя. В редакции мне дали номер чувака, который, по их словам, знал все и всех.

      – Ты постарайся ему понравиться. А то он тебя пошлет; он, в общем, – парень резкий, – такой совет дал мне Ширяев, переписывая телефон «резкого» чувака в мою записную книжку.

      – А кто он такой, как его зовут?

      – Зовут Сергей Громов. Он как раз писал в «20-й комнате» о роке до того, как ты появилась. Ушел, хлопнув дверью, – был не согласен с… ну практически, со всем был не согласен. Конфликтный тип. Но в роке разбирается потрясно, уже несколько лет издает журнал о рок-культуре «Гонзо». Самиздат, конечно…

      О, этот журнал я читала, и он мне нравился. «Значит, он крут, этот Громов, – подумала я, – может и съесть меня с потрохами…»

      Знакомимся

      Набирая номер Громова в первой же телефонной будке рядом с редакцией, я сильно нервничала. Как представиться, что сказать? Ну, я имею в виду: «Вот я заняла твое место, а ты теперь, пожалуйста, дай мне свои связи, чтобы я могла получить дивиденды»? Не нужно быть особо резким, чтобы сразу послать за такую наглость. «Хочешь быть крутой, поговорить с Цоем – на здоровье, сама старайся, доставай телефон».

      Представилась, начала объяснять, в чем дело. Мужчина на том конце провода, интеллигентный, с очень приятным голосом, говорил со мной прекрасным русским языком, матом не ругался и вообще, кажется, отнесся ко мне достаточно серьезно, так что я немного расслабилась. И тут кто-то начал ломиться в будку, нагло барабаня ладонью по стеклянной двери.

      – Тут какой-то козел не дает спокойно поговорить. Минутку подожди, сейчас я с ним разберусь, – сказала я Громову и свирепо обернулась к интервенту. – Ну, чего надо? Не видно, что я разговариваю?

      Увидев переклеенные пластырем очки на пол-лица и дико всклокоченные волосы, он со страхом и омерзением на лице отступил на несколько шагов.

      Присмотревшись, я узнала его – это был мой бывший преподаватель анатомии из медучилища, Жан Борисович Горин – милейший человек, мамин сослуживец. Горина я любила, поэтому решила поздороваться по-человечески, все-таки больше года не виделись. Я повесила трубку и вышла из