Вечная ночь. Полина Дашкова

есть вещи страшнее смерти. Тоска, стыд. То, с чем нельзя уходить. Душа не сумеет отлететь, ее прижмет к земле тяжкий груз, ее начнет мотать над городским асфальтом, как бешеную мутную поземку.

      Электрический клоун опять смеялся над Борисом Александровичем. Повернувшись лицом к ночному проспекту, он перекидывал карты. Отсюда его не было видно, только разноцветные отблески кроили ночной воздух. Клоун знал, что рядом, в сквере, сидит на лавочке одинокий старый дурак, заслуженный учитель России Родецкий Борис Александрович, сидит, мерзнет, мучается сердечной болью и сгорает от стыда, хотя сам не знает, в чем виноват. Боится идти домой, в свою пустую квартиру. Потеха! Столько лет прожил, стольких учеников выучил, а сам ничему так и не научился. Теперь вот по уши в дерьме.

      – Ты забыл, что нет ни одного доброго дела, которое осталось бы безнаказанным?

      Губам стало щекотно. Борис Александрович говорил с самим собой. Он зажмурился, закрыл лицо руками, подышал на ледяные ладони. Если он просидит здесь еще несколько минут, уже никогда не сумеет подняться. Он умрет. Не уйдет к Наде, а именно умрет. Сдохнет, как несчастный бомж, как брошенная собака.

      – Нет, Боренька! – Это опять был голос жены. – Не так, не здесь и не сейчас! Еще не время.

      Наверное, Надя видела его и пыталась помочь. Музыка замолчала. Машины куда-то исчезли. Несколько секунд странной тишины, наполненной шорохами, вздохами, шепотом голых веток. Борис Александрович теперь был не один в сквере. Кто-то шел по аллее. Мягкие тяжелые шаги приближались. Старого учителя колотила дрожь, страх и озноб, все вместе. Он боялся повернуть голову, посмотреть, кто идет. Он даже глаза закрыл, сам не понимая, чего именно испугался. И вдруг рядом прозвучал голос:

      – Вам плохо, молодой человек?

      Над ним стояла женщина, его ровесница. Вязаная шапка, куртка, джинсы, большая хозяйственная сумка на плече. Борис Александрович слабо махнул рукой, отгоняя призрак, вовсе не похожий на его Надю. Крупная, широкоплечая женщина, с круглым лицом, с белыми кудряшками из-под шапки. На ногах кроссовки. Надя была невысокая, худая. Куртку, джинсы, кроссовки могла надеть только на дачу, в городе ходила в элегантном пальто, в шляпке и обязательно на каблуках.

      – Вы меня слышите? – Женщина тронула его за плечо.

      Она была живая, настоящая. От нее веяло теплом и силой.

      – Нитроглицерину не найдется у вас? – спросил он, едва шевеля ссохшимися губами. Получилось нечетко, что-то вроде «нигилину», но она поняла.

      – Сердце, да? Сейчас, сейчас. Есть. Я всегда с собой ношу, на всякий случай. Может, «скорую» вызвать? У меня мобильный.

      – Не надо. Спасибо. – Он положил в рот две таблетки и даже не почувствовал приторной горечи. Боль в сердце приглушила все прочие чувства. Так страшно оно еще никогда не болело.

      – Далеко живете? Вас проводить?

      – Нет. Спасибо. Идите домой. Поздно уже. Холодно.

      Говорил