Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками. Диана Гэблдон

одиночку. Когда речь заходит о подобного рода исцелениях, разница между медициной и колдовством действительно не так уж велика.

      Я до сих пор ощущаю тяжесть холодного камня, сковавшего мне душу, всю силу ярости, исходившей от него, прикосновение рук, обхвативших меня за шею; вижу объятое пламенем существо, преследующее меня во мраке ночи.

      – И я вылечила его, – тихо произнесла я. – Он вернулся ко мне…

      Брианна, совершенно потрясенная, медленно качала головой, в каждом движении ее угадывалось столь хорошо знакомое мне упрямство.

      «Грэхемы глупы, Кемпбеллы способны на предательство, Маккензи – славные люди, однако хитрецы, а все до единого Фрэзеры – упрямцы», – сказал мне однажды Джейми, характеризуя членов своего клана.

      Он не был слишком далек от истины. Все Фрэзеры действительно были крайне упрямы, в том числе и Бри.

      – Я в это не верю, – коротко заметила она.

      Выпрямилась и устремила на меня пристальный испытующий взгляд.

      – Ты слишком много размышляла об этих людях из Куллодена. И потом, в последнее время тебе пришлось немало пережить. Смерть папы…

      – Фрэнк не был тебе отцом, – заметила я.

      – Нет, был! – огрызнулась она, да так резко, что напугала нас обоих.

      Тогда Фрэнку пришлось смириться с настойчивыми уговорами врачей, сводящимися к тому, что «навязывание реальности силой», как выразился один из них, может повредить нормальному течению беременности. После долгих перешептываний, а порой и криков в больничных коридорах он наконец оставил меня в покое, перестал домогаться «правды». И я, чувствуя себя слабой и расстроенной, тоже перестала навязывать ему эту правду.

      Но на этот раз сдаваться я не собиралась.

      – Я обещала Фрэнку, – сказала я. – Двадцать лет назад, когда ты родилась. Я хотела уйти от него, но он меня не отпускал. Он любил тебя.

      При взгляде на Брианну голос мой слегка смягчился.

      – Он не мог смириться с этой правдой, но, разумеется, понимал, что не отец тебе. И просил не рассказывать тебе об этом, позволить считаться твоим отцом, пока жив. «Вот после моей смерти, – говорил он, – можешь поступать как тебе заблагорассудится».

      Я проглотила ком в горле и облизала пересохшие губы.

      – И я обещала ему это, потому что он действительно любил тебя. Но теперь Фрэнка нет, и ты имеешь право знать, кто твой настоящий отец. А если сомневаешься, – добавила я, – ступай в Национальную портретную галерею. Там есть портрет Элен Маккензи, матери Джейми. Она носила вот этот жемчуг.

      Я дотронулась до ожерелья на моей шее.

      – Нитку речного жемчуга, нанизанного вперемежку с кругляшками золота. Джейми подарил мне ее в день свадьбы.

      Я взглянула на Брианну: она сидела в напряженной позе, с окаменевшим лицом.

      – Возьми с собой зеркальце, – сказала я. – Как следует посмотри на портрет, а потом на свое отражение. Не скажу, что копия, но ты очень похожа на свою бабушку.

      Роджер уставился на Брианну, словно видел ее впервые в жизни. Он переводил