Пагуба. Сергей Малицкий

что время от времени истязает Салпу, добралась и до Хилана. Прадед мой проник втайне от родителей на стену и своими глазами видел, как слуги Пустоты сравнивали с землей вот эту самую слободку, рвали на части людей, не разбирая ни детей, ни женщин. А вот там, – старик ткнул коричневым пальцем в окно, – на ярмарочной площади, танцевал Сиват. Кружился как оглашенный. Упивался. Да и Ишхамай недалеко была. По стене бродила среди ошалевших стражников и песни пела. Страшные песни. Веселые песни. Как колокольчик звенела. Но прадед мой не сразу ее услышал, Пагубу рассматривал. Только когда она его в спину толкнула, сообразил, что не ветер в его ушах шумел. Тем и спасся, что привязан был к зубцу стены, боялся, что утащит его Пустота. Ты бы поговорил с теми же храмовниками, знаю, что, кроме отвращения, они ничего вызвать не могут, так сдержал бы тошноту да поговорил. Они бы тебе многое рассказали. Балахонники все записывают, все.

      – Что же выходит, – поймал плечами дрожь Эпп. – Труп где-то поблизости? Если Сиват падальщик?

      – Будет труп, – пробормотал Халуган. – Много трупов. А если он так радуется Пагубе, почему бы ему ее не ускорить? Я-то свое отжил, во мне уж и жизни не осталось, разве только любопытство одно, но страх за пальцы дергает. Все идет к тому, что новая Пагуба накатит. И дело даже не в Сивате. Слишком все гладко при нашем ише. Ни войны никакой, ни мора, ни побора. Народ богатеет, жиреет даже. Верная примета – быть Пагубе.

      – А что ты скажешь о черном сиуне? – спросил Эпп.

      – Ничего, – зевнул старик. – Я его не встречал, да и вообще, говорят, что это не хиланский сиун. Хиланский вроде столба. Я мальчишкой весь город облазил с бечевой и шестом. Все искал каменный столб, который то короче, то выше или то толще, то тоньше. Но так и не нашел…

      Эпп вздрогнул от треска, раздавшегося за окном. Над ярмарочной площадью взрывались фейерверки.

      Утром, облившись холодной водой в маленьком дворике своего домишки, который он все-таки сумел купить все у той же северной башни как раз десять лет назад с богатой харкисской добычи, Эпп надел свежую нательницу, напялил поверх нее кольчужницу без рукавов и, выходя из дома, столкнулся с Хапом и Хаппаром. Молодые стражники выглядели слегка осунувшимися, но бодрыми. Скосив взгляды на рукав нательницы Эппа, под которым выделялась повязка, они затараторили вразнобой.

      – Ярмарка разбегается, народу вполовину осталось!

      – Слухи поползли, что Пагуба скоро! Урай Хилана помер! Прямо во дворце иши перед его глазами!

      – И постельничий помер тоже! От страха! Что-то там такое главный смотритель Текана выкинул, и они все поумирали! Народ разбегается. Кто на лодках, кто на телегах.

      – Сивата никто не видел, но говорили, что девчонка какая-то танцевала между рядами и песни пела. Как колокольчик звенела. Откуда взялась, непонятно, куда пропала, тоже никто не понял. А как исчезла, то вся посуда побилась и молоко скисло.

      – А может, оно и было кислым-то?

      – Было, да не у всех же! А про черного сиуна никто не слышал. Точнее, все слышали, но только