Тьма. Испытание Злом. Юлия Федотова

всякая. Бабы… – Тут голос его мечтательно дрогнул.

      Тяжелая рука Кнута звонко щелкнула парня по рыжему стриженому затылку.

      – Дурень! Какие «бабы»?! «Благородные дамы» надо говорить! И вообще, кто тебе позволил чесать языком в присутствии старших?! Учишь, учишь вас, остолопов деревенских…

      – Да ладно, оставь его, – лениво перебил Йорген. – Пусть себе болтает. Скучно! – Порядки в Ночной гвардии всегда были вольными, так было заведено задолго до него, и менять их он не собирался.

      Воодушевленный поддержкой высшего начальства, Вольфи принялся самозабвенно болтать. Он вспоминал свою деревню Плешивые Холмы в ландлаге Морунг, откуда был завербован обманом и забрит в рекруты, имея неполных шестнадцать лет от роду. Должно быть, парень здорово скучал по родному дому. Йоргену довелось однажды проезжать по тем местам – они показались ему бедными и унылыми. Но по словам Вольфи выходило, что нет во всем королевстве более благодатного края. Там и воздух особенный, и вода вкусна необыкновенно, и земля родит богато, и народ живет добрый, а ночных тварей вовсе мало – хоть возле кладбища после заката гуляй! А уж какие пляски молодежь устраивает на лугу в майскую ночь – никакие балы с ними не сравнятся! А что после тех танцев творится по окрестным кустам и сеновалам…

      Но как раз этого-то, самого интересного, слушателям и не пришлось узнать. Разводящий вновь треснул юнца по затылку: должен иметь соображение, какие разговоры дозволено вести в присутствии знатного господина, какие нет, дабы не оскорбить его благородный слух.

      На самом деле благородный слух Йоргена фон Рауха, проведшего в войсках ровно десять лет из своих двадцати, уже ничто не могло оскорбить. Но вмешиваться, снова возражать Кнуту он не стал: старому служаке виднее, как правильно учить молодых солдат.

      Рыжий Вольфи покорно умолк. Стало еще скучнее.

      …Квартал за кварталом вышагивали стражники по вдоль и поперек исхоженным улицам столицы, громыхали сапогами по брусчатке площадей, увязали в грязи переулков и подворотен. До захода солнца оставалось не меньше часа, и дела у них пока не было, кроме как патрулировать на виду у подданных королевства, чтобы те знали: не спит Ночная гвардия, бережет их покой.

      Красное солнце скатывалось все ниже к горизонту. Последние прохожие торопились по домам. Лязгали кованые створы ворот, гремели замки, хлопали тяжелые ставни. Город стремительно пустел.

      И только на подходе к рыночной площади наблюдалось необычное для позднего часа оживление. Что-то происходило там, скрытое от взоров стражи спинами зевак.

      – Р-разойдись! – громко скомандовал старший разводящий. – А ну по домам все! Жить надоело?!

      Люди послушно бросились врассыпную, скрылись с глаз. На площади осталось стоять четверо, они тянули за руки пятого, распростертого на камнях, окровавленного.

      – Кто такие? Что творите? Почему беспорядок? – подбавил рыку Кнут.

      Четверо отпустили свою жертву, замерли в смиренных