Эстафета. Владимир Михановский

резко повернулся к матери. – Если ты настаиваешь на том, что мы ошиблись, и…

      – Но ты посмотри, ирен, – перебила мать и указала на Тилона. – Ведь он совсем ребёнок, даром что так подрос. И он тяжело болел прошлым летом, мы ведь сказали об этом совету старейшин…

      – Не лей пустопорожние разговоры, особенно с женщинами, бросил незнакомец.

      Тилон начал уже догадываться, зачем тот пожаловал к ним.

      – Что ж, если тебя, женщина, не устраивают законы Спарты… – Не докончив фразы, гость безжалостно точным щелчком сшиб со своего рукава зеленокрылого кузнечика.

      Мать потупилась.

      – Полно тебе, ирен, – пробормотала она. – Можешь забирать его.

      – Что значит – можешь забирать? – возвысил голос гость. Ты что, одолжение Спарте делаешь?

      Мать промолчала.

      – Или ты считаешь, что я с арифметикой незнаком? – про– должал, распаляясь, пришелец. – Конечно, я не Пифагор и не Евклид, но до семи сосчитать умею. А спартанцу больше и не нужно. Между прочим, в совете записаны даты рождения всех граждан, которые…

      – Ты считаешь как надо, ирен, – примирительно промолвила мать. – Все сходится. Если кто и ошибся, так это я.

      – Это другое дело.

      – Зайди, ирен, в дом, выпей холодного молока, – предложила мать. – Или вина.

      – Некогда мне. Нужно успеть до захода солнца обойти ещё с полтора десятка домов, таких же, как твой… И если в каждом придётся мне вести пустые разговоры… Тебя как зовут? – неожиданно обратился гость к Тилону.

      Мальчик промолчал, только сильнее сжал ивовый прут, которым расчерчивал дорожку для прыжков.

      – Его зовут Тилон, – сказала мать.

      – Тилон, – повторил тот, кого мать называла странным словом «ирен». – Ишь какой зверёныш! Ну, ничего, я научу тебя почтительности к старшим.

      – Он ещё слаб после болезни… – сказала мать.

      – Вот мы и сделаем его сильным. Сильным и отважным, как лев, – с важностью произнёс ирен, видимо, чужую фразу. – Готовь его в дорогу. Завтра на рассвете я приду за ним.

      – Я испеку свежих лепёшек…

      – С собой можешь дать ему только одну.

      – А козью шкуру можно дать ему в дорогу?

      – Нет. Тилон все получит на месте. – С этими словами незнакомец удалился.

      Когда калитка за иреном захлопнулась, Тилон вихрем взлетел по каменным ступеням и прижался к матери.

      – Вот и кончилось твоё детство, сынок, – грустно произнесла она, погладив мальчика по жёстким курчавым волосам, почти не знавшим гребня.

      Эту ночь, последнюю ночь в родительском доме, Тилон спал плохо. Сон всё время рвался, словно худой мешок. А когда удавалось забыться, перед глазами проплывали бесформенные клубящиеся химеры – одна страшнее другой.

      Под утро Тилона свалил тревожный сон. Его разбудил пронзительный звук трещотки, раздавшийся под самым окном. Мальчик с трудом оторвал от свалявшейся шкуры тяжёлую после сна голову. Первое, что поразило Тилона, был отец. Он стоял на коленях близ ложа. Острые, как у рыси, глаза