Хроники разрушенного берега (сборник). Михаил Кречмар

принял решение командир и плавно повёл машину вниз, к руслу реки, в поисках подходящей косы для приземления.

      Сесть они не успели. Правый двигатель чихнул и заглох, некоторое время было слышно, как пропеллеры в полной тишине рубят воздух. Командир пытался управлять планирующим аппаратом, но в конечном итоге бомбардировщик неуклюже зацепился брюхом за каменную россыпь на пологом склоне сопки, несколько раз подпрыгнул и с грохотом миллиона миллионов консервных банок протащился около сотни метров по заросшим стлаником валунам.

      Командир, дико матерясь, отстегнулся от сиденья и выбрался наружу.

      До «Черского», по самым оптимистичным прикидкам, оставалось больше шестидесяти километров.

      При посадке все члены экипажа пострадали – понемногу и по-разному. Командир разбил лоб, штурман поранил руку, а бортмеханик Слепцов руку сломал.

      Экипаж бродил вокруг самолёта и ругался.

      Наругавшись всласть, командир остановился и присел на покрытый лишайником валун. Наступило время принимать решение, и решение это должен был принять только он.

      Замечу, что, несмотря на должности и воинские звания, всем участникам лётного происшествия было от двадцати до двадцати шести лет. Самым старшим из них был бортмеханик Слепцов, он в Арктике работал давно, ещё до войны, обслуживал аэродромы в Марково и Анадыре. Но и это «давно» началось всего четыре года назад, а командир со штурманом – так те здесь вообще летали по году.

      Но Слепцов молчал, потому что не он был здесь командиром.

      – Идти-то можешь? – как о чём-то совершенно решённом спросил командир.

      – Ты что, идти собрался? – удивился Слепцов.

      И шлёпнул себя по щеке здоровой рукой, придавив два десятка комаров разом.

      Штурман осматривал руку бортмеханика. Та лежала у него на коленях, длинная и бледная, как вытащенная брюхом вверх щука.

      – Здесь болит? Здесь болит? Здесь не болит?

      Перелом был внутренний, снаружи никаких повреждений заметно не было.

      – Не шевелить – так срастётся, – поставил диагноз штурман. – Хорошо хоть, левая.

      Командир разложил перед ними на валуне карту.

      – Вот глядите, орлы. Мы пришли со стороны Анюя. Справа – две двойные вершинки, слева – длинный увал. Впереди – длинная холмистая тундра с озёрами, упирающаяся в Колыму. Прямо по курсу – вершинка, Пантелеиха, наверное. Вот нам чуть правее её держаться – прямо на базу выйдем.

      – Я бы остался, – покачал головой Слепцов.

      – Смысл? – поглядел на него штурман. – Здесь рукой подать. Остаться у ероплана – комары сожрут.

      И хлопнул себя по щеке, убив ещё два десятка кровососов.

      Командир нашёл в грузе медикаментов несколько индивидуальных медицинских пакетов, пошарил в фюзеляже, отбил от какого-то ящика какие-то досочки и сгородил Слепцову на руку примитивную шину.

      – В общем, я на «Черский» не пойду, – категорически заявил Слепцов.

      Ему не возражали.

      – И