Мы были юны, мы любили. Анастасия Туманова

место, черт… – пробурчала Варька, с сердцем ломая о колено сухие ветви для костра. – На конском водопое! Со всей деревни сюда, поди, гоняют!

      – Ну и что? – удивилась Настя. – Мы же в сторонке… Разве помешаем?

      Варька еще больше нахмурилась, но пояснять не стала. Не глядя, бросила брату:

      – Сам огонь разожги, я в деревню пошла!

      – Ну, дэвлэса[9]… Эй, Настя! – нерешительно позвал он. – Ты-то куда? Останешься, может?

      – Нет, я иду, я тоже иду! Варька, Варенька, подожди меня! – Настя крепче затянула на груди тесемки кофты и побежала вслед за мелькающим на дороге зеленым платком.

      У крайнего дома Варька осмотрела Настю с головы до ног. Вздохнув, сказала:

      – Туфли бы тебе снять…

      – Зачем?

      – Ха! Да кто ж тебе подаст, если у тебя туфли дороже мешка с зерном?!

      – Они ведь уже разбиты все… – неуверенно возразила Настя. – Ну, ладно, хорошо…

      Она сбросила туфли и зашагала рядом с Варькой босиком по серой пыли, но уже через несколько шагов споткнулась, сморщилась и схватилась за ногу:

      – Ой-й-й…

      – Не до крови?! – кинулась к ней Варька. Они тут же уселись на обочине и принялись рассматривать Настину пятку. Крови, к счастью, не было, но Варька распорядилась:

      – Надевай назад! Покалечишься еще… Илья с меня голову снимет.

      – Не буду! – взвилась Настя. – Привыкну! Пошли!

      Из-за забора тем временем высыпала целая ватага крестьянских ребятишек: голоногих, чумазых, в холщовых рубашках, с растрепанными соломенными головками. Все дети как по команде засунули пальцы в носы и воззрились на цыганок.

      – У-у-у, всех в мешок пересажаю! – погрозила Варька, и ребятишки с испуганным щебетом брызнули прочь. Варька рассмеялась и ускорила шаг. Из-за поворота донеслись звонкие детские крики:

      – Мамка, тятя, цыганки идут! Одна красивая такая!

      – Это про меня! – горделиво подбоченилась Варька, и Настя прыснула. Варька же со смешком указала подбородком вперед: – Гляди – встречают уж!

      Действительно, в одном из дворов толстая тетка, косясь на цыганок, торопливо загоняла в изгородь квохчущих кур. С соседнего забора молодуха проворно стаскивала сохнущее белье. Еще дальше сухая, вся в черном старуха, бранясь, волокла домой отчаянно орущего ребенка, минуту назад спокойно игравшего на дороге. Ребятишки постарше вернулись и, выстроившись вдоль дороги, ели глазами Варьку и Настю.

      – Э, красавица, красавица ненаглядная! – завела Варька привычную песню, заглядывая через забор. – Дай на судьбу счастливую погадаю! Денег мне не надобно. За красоту твою все тебе расскажу…

      Молодуха недоверчиво, зажимая под локтем сверток белья, подошла к забору – и вдруг всплеснула руками, чуть не уронив выстиранные рубахи в пыль двора:

      – Ахти мне! Чудо-то какое! Ос-споди! Тетка Гапа! Нюшка! Ганька! Бежите смотреть, отродясь такой цыганки не видавши! Как с иконы сошла!

      У Насти загорелись щеки. Она опустила ресницы и стояла неподвижно все то время,

9

С богом.