Вампир, мон амур!. Анна Ольховская

потом удалила письмо из почты. Зачем? Так надо было, Жрец попросил.

      До чего же здорово все складывается! Практически безо всяких усилий со своей стороны Юля в ближайшие дни станет обладателем ценнейшей информации, носителем которой сейчас является Дина Квятковская, а потом – потом все будет просто прекрасно!

      Вот прямо завтра Юля и отправится в тот самый город, где ее ждет удача. Тем более что проблем с билетом не будет, электрички туда ходят ежедневно, утром и вечером. Потом – на автобусе тринадцатого – ужас какой, ага – маршрута она доедет от вокзала до остановки «Больница», выйдет, пройдет сто метров вперед по улице, увидит высокий глухой забор, выкрашенный в зеленый цвет, обойдет его по периметру, дойдет до КПП. Там скажет, что она – Юлия Носова, двоюродная сестра пациентки Дины Квятковской, свидание разрешено лечащим врачом. Главное – не забыть паспорт, а то не пропустят.

      И диктофон с видеокамерой не забыть, чтобы ни одно слово Квятковской не пропало.

      Юля вскочила из-за стола, подхватила с кровати плюшевого мишку и, весело напевая, закружилась с Тедди по комнате. И вовсе у нее не дурацкая комната Барби, а очень милая и уютная, и мамочка у нее самая лучшая, самая добрая!

      Ой, надо же с ней помириться. Ведь скоро в их жизни все изменится, Юля станет богатой и знаменитой, купит большой дом на Рублевке, перевезет туда мамусю, пусть рулит прислугой. А как же, не самим же по дому горбатиться! Обязательно надо нанять кухарку, горничную и садовника, а потом они посмотрят.

      Юля вернула слегка офонаревшего от кружения мишку на место и выпорхнула из комнаты.

      – Мамуля!

      Тишина.

      – Мамочка, ну не обижайся! Прости меня, дрянь бессовестную, пожалуйста!

      Ни звука. Сердце вдруг сжалось в тугой комочек. Господи, а вдруг маме плохо стало?! Юля вихрем промчалась по квартире – никого. Да где же она?

      У входной двери одиноко горбились мамины домашние тапочки. Ушла? Но куда? Зачем?

      Юля вдруг вспомнила свои ощущения почти двадцатилетней давности, когда она, трехлетняя, потерялась в магазине, засмотревшись на большую куклу. Говорят, что мы не помним себя до пяти лет, возможно, но тот панический ужас, то ощущение пустоты и холода Юля запомнила на всю жизнь.

      И что-то похожее ощутила сейчас.

      В носу снова засвербело, глаза переполнились слезами, захотелось, как тогда, в магазине, зарыдать во весь голос, сорванно крича: «Мама, мамочка!»

      И в этот момент в замке закряхтел ключ.

      Дверь распахнулась, и Юля, судорожно всхлипнув, повисла у мамы на шее:

      – Мамочка, родненькая, прости меня! Я дура, я дрянь, не слушай меня! Ты самая лучшая, самая добрая, самая-самая! А я сволочь капризная!

      – Ну что ты, что ты, – Мария Евгеньевна даже растерялась немного, мгновенно забыв про обиду на дочь, – успокойся.

      – Успокоюсь, если простишь! Я больше не буду, честно-пречестно!

      – Двадцать три года, – ласково улыбнулась мать, – а словно три. Только шкоды совсем не детские.

      – Прости-и-и-и!

      – Ну