В степи. Артём Весёлый

рцуя на коне в гуще партизан, кричал:

      – Ребята, контрики подсовывают нам отраву! Долой белокопытых! Напьемся – быть нам перебитыми! Не напьемся – завтра будем дома! Кто за бутылку готов продать совесть и свою драгоценную жизнь? Долой прихлебателей царизма! Я, ваш выборный командир, приказываю не поддаваться на провокацию! Казенку надо сжечь, водку выпустить в речку!

      – Правильно, – подпрыгнул корноухий вихрастый мальчишка и завертелся на одной ноге.

      – Неправильно, – отозвался другой партизан, – чего же ее жечь, не керосин.

      – Спалить таку-сяку мать! – взвизгнул пулеметчик Титька.

      – Жалко, братцы.

      – Яд, – убежденно сказал подслеповатый старичишка Евсей. – Сорок лет пью и чувствую – яд.

      – Комиссары сами пьянствуют, а нас одерживают. Суки!

      – Верно. Ты, Рогач, на себя оглянись.

      Рогачев, происходивший из крестьян станицы Старо-Щербиновской, действительно прославился по Тамани не только незаурядной храбростью, но и разгулом.

      – Братцы, – обрадовавшись догадке, заговорил рассудительный печник Нестеренко, – как мы с победой и как мы сознательные, то должны ее, эту треклятую зелью, разбавить водой, чтоб не так в голову ударяла, и с криком «ура» выпить всю до капли.

      – Совесть ваша, дядечка, серая, – с сожалением глядя на Нестеренко, сказал вихрастый мальчишка.

      Приподнятый над кучкой хуторян рябоватый матрос Васька Галаган махнул бескозыркой:

      – Уважаемые, и чего такое вы раскудахтались? Дело яснее плеши. Забрать водку – раз, выдать по бутылке на рыло – два, остатки продать и разделить деньги поровну… Тут и всей нашей смуте крышка.

      Командиру удалось настоять лишь на том, чтобы не ходить в станицу всем табуном. Были поданы подводы. Выбранные от рот делегаты, возглавляемые каптенармусом, двинулись в поход.

      В томительном ожидании прошел и час и два – посылы не возвращались. На выручку была послана конная разведка. Разведчики, божась страшными божбами, ускакали и тоже пропали.

      Солнце покатилось за полдень.

      Партизаны загалдели:

      – Делегаты называются… Выглохтят все сами.

      – Известно, темный народ.

      – Товарищи, а не пахнет ли тут изменой? Может, их там перебили давно, а мы тут ворожим?

      К возу Рогачева подходили все новые и новые партии партизан, требуя отправки.

      Трубач проиграл сбор.

      Отряд построился и, выставив охранение, в полном боевом порядке двинулся на станицу.

      В станице перед казенкой гудела тысячная толпа. В помещении перепившиеся делегаты горланили песни и плясали гопака. Из распахнутых на улицу окон производилась дешевая распродажа водки. Партизаны всю дорогу уговаривались бить своих выборных, но, дорвавшись до цели, забыли уговор и, сшибая друг друга, кинулись к ящикам.

      Гульнули на славу.

      Горе подружило Максима с Васькой Галаганом.

      Проснулся Максим первым – его испугала тишина, – схватился за пояс: кобуры с наганом не было. Он огляделся… Просторная горница, в окнах зелень и солнце, на столе острыми огнями искрился пустой графин. Рядом, локоть в локоть, спал матрос.

      – Э, слышь-ка, – принялся он его расталкивать, – слышь-ка, морячок!

      – А! – открыл тот затекшие мутные глаза и сел. – Ты чего?

      – Где мы?

      – Где ж нам быть, как не у попа?

      – У меня наган сперли.

      – А? Наган? – Матрос цоп: кольта не было. – О, курвы, срезали!

      Дверь скрипнула. В горницу заглянул поп.

      – Самоварчик прикажете?

      – Где наши? – грозно спросил моряк, спрыгнув с постели и став в боевую позу.

      – Ушли.

      – Почему не доложил, лярва?

      – Будил, не добудился.

      – Давно выступили?

      – На заре.

      – Куда затырил наши самопалы?

      – Не ведаю.

      – Врешь, лохмач! Вынь да выложь. – Васька уцепил его за бороду. – А также где мой карабин?

      – Не ведаю, – еще смиреннее ответил поп, стараясь высвободить бороду. – Вы вчера пришли ко мне пеши и безоружны, из карманов одни бутылки торчали.

      – Это хуторские хапнули, больше некому, – сказал Максим. – Они тут свой партизанский отряд собирают, а оружия нехваток… Беда, с голыми руками пропадем ни за понюх табаку.

      Васька выдернул из-за голенища бомбу:

      – Есть одна.

      – Мало.

      – Мало? – Матрос свистнул. – Да я тебе с этой самой штукой любой кубанский город завоюю. Лошади есть? – повернулся он к попу. – За лошадей мы заплатим.

      – И рад бы услужить, да нету. Жена с работником на хутор за рассадой уехала.

      Босая девка внесла кипящий самовар.

      – Долой! – приказал матрос. – Некогда чайничать. Прощай,