Таинственный монах. Рафаил Зотов

озяб.

      – Согреешься, – глухо и угрюмо отвечал монах, продолжая свой путь настолько скорыми шагами, что мальчик едва мог следовать за ним бегом.

      – Я устал, дядечка, – проговорил снова мальчик задыхающимся голосом.

      – Отдохнешь, – сурово отвечал монах.

      – Я промок, дядечка.

      – Высохнешь, Бог вымочил, а люди высушат, – с оттенком раздражительности в голосе проговорил монах.

      Войдя в Боровицкие ворота, ночные путешественники остановились у одного дома, ворота коего были заперты. Заметив небольшое углубление в стене дома, монах поставил мальчика и, сунув ему за пазуху небольшой сверток бумаги сказал:

      – Ты, Гриша, постой здесь и отдай этот сверток тому, кто сейчас сюда придет.

      – А ты, дядечка, уйдешь? – робко спросил Гриша, готовый заплакать.

      – Да, уйду а ты подожди здесь. Молись Богу, помни меня, мы с тобою еще увидимся. Господь да будет к тебе милосерд!

      Сказав это, монах схватил обеими руками голову Гриши и с жаром поцеловал ее. Не привыкший к таким ласкам Гриша с изумлением и непонятною тоскою смотрел на монаха, схватил безотчетно его руку, поцеловал и горько заплакал, сам не зная почему. Монах скрылся в ночной темноте, а Гриша продолжал реветь, простирая свои окоченелые ручонки вслед монаху, не осмеливаясь последовать за ним. Видя бесполезность своих слез, он присел на корточки, прислонившись к стене и, благодаря затишью от ветра и дождя, вскоре уснул.

      Спустя полчаса к воротам подъехали два всадника, из коих один, видимо слуга, соскочил с лошадей и стал стучать в ворота. На этот стук прежде всего отозвалась лаем цепная собака за воротами и вскоре подошел привратник и стал их отпирать. Ворота были отперты и подворотни сняты. Давая дорогу своему господину, слуга сделал два шага в сторону и наступил на ногу спавшему Грише, который взвизгнул, не столько от боли, сколько от испуга. Слуга в свою очередь, в испуге отскочил.

      – Что там у тебя, Фомка? – спросил господин, осадив свою лошадь, готовую войти в ворота.

      – Бог весть что такое, то ли зверь, то ли человек или сам домовой, – отвечал Фомка, набожно крестясь.

      – Мне почудился голос ребенка, – сказал господин и прибавил, слезая с коня: – Эй, Степка, свети сюда фонарем!

      Степка, крестясь и дрожа всем телом, робко двигался вперед, а Гриша стал кричать, призывая, как бы на помощь, себе дядечку.

      Господин, взяв из рук Степки фонарь, смело подошел к Грише и спросил:

      – Что ты тут делаешь, мальчуган?

      – Виноват, не буду, – вопил Гриша.

      – В чем виноват? Чего не будешь! – спросил господин, наклоняясь поближе к Грише.

      – Не бей меня, дядечка! – лепетал Гриша, плаксивым голосом.

      – Откуда ты и зачем здесь?

      – Не знаю, дядечка.

      – Не плачь мальчуган, – сказал господин и, обратясь к Фомке, проговорил:

      – Веди его, Фомка в горницу.

      С этими словами господин, который был не кто иной, как князь Хованский, командир одного из Стрелецких полков, войдя во двор, повернул налево, взошел на крыльцо и, толкнув дверь, вошел сначала в сени, а потом в просторную комнату, освещенную двумя сальными свечами. Фомка следовал, за ним, ведя Гришу за руку, который шел без сопротивления.

      При помощи Фомки, Хованский разделся и, накинув на себя тулуп в виде халата, сел на скамью и, обратясь к Грише, который во время переодеванья Хованского, робко осматривал комнату, сказал ласковым тоном:

      – Ну, теперь, мальчуган, подойди ко мне и говори смелее – кто ты будешь?

      Гриша молчал и продолжал делать свой осмотр комнаты, но уже без признаков робости. Хованский, взяв мальчика за ручонку, привлек к себе и повторил свой вопрос.

      – Не знаю, – отвечал Гриша.

      – Как тебя зовут?

      – Гришей.

      – Кто твой отец?

      – Что такое отец? – спросил в недоумении Гриша.

      – Коли ты не знаешь, что такое отец, так мне трудно тебе растолковать. А мать у тебя есть? – продолжал Хованский.

      – Что такое мать? – с возрастающим недоумением спросил Гриша.

      – Ты не знаешь ни отца, ни матери, откуда же ты пришел?

      – С улицы, – ответил Гриша.

      – Кто тебя привел к этому дому?

      – Дядечка.

      – Зачем привел?

      – Не знаю.

      – Кто твой дядечка?

      – Не знаю.

      – Как его зовут?

      – Дядечка.

      – Ты его зовешь дядечка, а другие как его звали?

      – Не знаю.

      – Какой ты, Гриша, бестолковый.

      В эту минуту Хованский заметил из-за пазухи мальчика торчащий сверток и спросил Гришу:

      – Что это у тебя за бумага?

      – Не знаю. Дядечка велел отдать ее тебе.

      – Мне? Так ты меня знаешь?..

      – Нет,