Вокзал потерянных снов. Чайна Мьевиль

глухое рокочущее шипение и начало отбиваться от своего мучителя массивной передней лапой. Шея беспомощно извивалась, голова моталась в разные стороны.

      Из рядов зрителей послышались негромкие возгласы. Толпа стала напирать на невысокий барьер перед клеткой.

      – Назад, дамы-господа, назад, прошу вас! – театрально-напыщенно завывал хозяин цирка. – Вы подвергаетесь смертельной опасности! Не раздражайте зверя!

      Мафадет снова зашипел, по-прежнему страдая от ударов палки. Он пытался уклониться, прижимаясь к полу; он пятился от ужасного острия.

      Страх Айзека быстро улетучился.

      Измученное животное корчилось в трусливой агонии, прижатое к задней стене клетки. Его облезлый хвост стегал по вонючему остову козла, очевидно, послужившего ему пищей. Шкура мафадета была в пятнах от нечистот, перемешанных с кровью, которая обильно сочилась из многочисленных ран и порезов. Его распростертое туловище слегка вздрагивало, когда змеиную голову приподнимали мощные мускулы шеи.

      Мафадет зашипел, а толпа зашипела в ответ; он разжал страшные челюсти, пытаясь обнажить зубы.

      Лицо Айзека исказилось.

      Там, где должны были сверкнуть свирепые футовые клыки, из десен животного торчали жалкие обломки. Наверное, зубы выбили, догадался Айзек, из страха перед его смертельной ядовитой хваткой.

      Он неотрывно смотрел на истерзанного монстра, шлепавшего по воздуху черным языком. Мафадет снова опустил голову на пол.

      – Чертова задница! – с сожалением и отвращением прошептал Айзек. – Никогда не думал, что посочувствую подобному существу.

      – Можно себе представить, в каком состоянии мы увидим гаруду, – ответила Дерхан.

      Зазывала спешно задернул занавес над несчастным животным. После этого он рассказал толпе историю о том, как Либинтоса пытали ядом, когда он попался в лапы Мафадетского короля.

      «Бабушкины сказки, лицемерие и показуха», – с презрением подумал Айзек.

      Ему стало понятно, отчего толпе дали увидеть лишь кусочек, позволили смотреть лишь минуту или даже меньше.

      «Вряд ли кто-то успел сообразить, что зверь умирает», – размышлял он.

      Айзек невольно вообразил себе, каким же должен быть здоровый мафадет. Он представил неслышную поступь этого огромного коричневато-желтого зверя, пробирающегося сквозь горячий сухой кустарник; молниеносный удар его ядовитых клыков.

      И кружащего над ним гаруду со сверкающим клинком.

      Толпа покорно направилась к следующей клетке. Айзек больше не слушал завывания проводника. Он смотрел, как Дерхан что-то быстро записывает в блокнот.

      – Это для «Бэ-бэ»? – шепотом спросил у нее Айзек.

      Дерхан быстро огляделась.

      – Может быть. Смотря по тому, что мы увидим дальше.

      – То, что мы увидим дальше, – в ярости зашипел Айзек, увлекая за собой Дерхан, уже заметив следующий экспонат, – это человеческая порочность в чистом виде! Черт возьми, я в полном отчаянии, Дерхан!

      Он остановился на небольшом