Садовник. Родриго Кортес

самому, и вернулся на центральную площадь.

      Маленький провинциальный городок был взбудоражен до предела, и у здания муниципалитета собралась целая толпа. Люди разбились на маленькие группки, горячо обсуждая так нежданно повернувшиеся выборы и цели новой республики, столь же отважные, сколь и безумные. Реформа армии, автономия для регионов, социальные реформы, отделение церкви от государства – все это было уже декларировано, но как это будет выглядеть конкретно и что следует делать, никто себе не представлял.

      Потребовали алькальда. Но и сеньор Рохо лишь пожимал плечами и твердил только одно: я знаю не больше вашего, в Сарагосе – то же, но на 28 июня назначены выборы кортесов, а значит, давайте подождем.

      И лишь к двум часам дня, в самое пекло, люди один за другим стали расходиться, а взмокший, задерганный до предела начальник полиции позволил себе передохнуть. Но едва он вернулся в участок, как тут же столкнулся с капралом Альваресом.

      – Господин лейтенант, к вам посетитель.

      – К черту! – отмахнулся Мигель. – Не сегодня…

      – Это – сеньора Анхелика, – неловко улыбнулся Альварес. – Она с самого утра здесь. Что-то важное хочет сказать. Может, примете?

      Мигель на секунду оторопел и обрадованно закивал:

      – Замечательно, Альварес! Умоюсь, и приглашай.

* * *

      На этот раз пятидесятидвухлетняя любовница Энрике Гонсалеса не артачилась. Она прямо заявила, что долго думала и решила, что Энрике нужно спасать.

      – Вы знаете, что суд уже состоялся? – напрягшись спросил Мигель.

      Вдова кивнула и залилась слезами.

      – И вы готовы дать показания на повторном суде?

      – Да, – всхлипнула вдова.

      Мигель задумчиво вертел в руке карандаш. Пожалуй, ни одно другое дело не цепляло его так сильно, как это. Может, из-за того, как обошелся с ним алькальд.

      Начальник полиции никогда бы себе в этом не признался, но, будучи выходцем из социальных низов, более всего на свете он хотел добиться полного признания со стороны сильных мира сего. И когда его обозвали щенком и сопляком и в ущерб делу, его делу, на двадцать пять лет отправили невиновного человека на каторгу… в общем, его это задело.

      События дня вымотали Мигеля до предела, но внезапный визит Анхелики словно что-то переключил у него внутри, и он снова чувствовал себя готовым к бою.

      Лейтенант попросил капрала принести ему и посетительнице по чашечке кофе и начал приводить мысли в порядок. Он понимал, что значит идти против алькальда и собственного начальства в Сарагосе, но также знал, что, если вдова будет настаивать, а она уже сейчас готова пожертвовать своим добрым именем, он как начальник полиции будет просто обязан провести повторное следствие.

      Кроме того, хотя у него еще недоставало опыта в таких делах, что-то подсказывало ему, что смена правящего режима может благоприятно сказаться на пересмотре дела, если Энрике подаст прошение. Теперь, когда прежде гонимые анархисты и прочие социалисты