Сезон удачи. Анатолий Галкин

и стал открывать, стараясь не щелкать, не скрипеть… В коридоре ничего не изменилось. Только пыли за четыре месяца прибавилось.

      Не включая свет, он на цыпочках прошел в дальний угол, к полуоткрытой двери в большую комнату. Входить не стал – его остановил чуть уловимый сигаретный запах. Не вонь от прокуренных ковров и занавесок, не смрад от полной пепельницы, которую он мог и оставить перед отъездом в Одессу, а аромат свежего табачного дыма… Интуиция подсказала Иннокентию самое простое решение: одним прыжком он развернулся к выходу и рванулся вперед, вытянув руки на уровне замка. Он успел открыть его и даже потянул дверь на себя…

      Падая на пол, Иннокентий не потерял сознания. Успела проскочить радостная мысль, что убивать его пока не собираются, раз свалила его с ног не пуля, а удар по шее. Ребром ладони… Кто-то за шиворот приподнял Иннокентия и нанес второй такой же удар, от которого Теряев уже не испытал удовольствия. Просто не успел – вырубился…

      Яркий свет слепил глаза. Пришлось зажмуриться и открывать веки постепенно… Иннокентий сидел в своем любимом кресле лицом к окну.

      Фигуру, сидевшую на подоконнике и демонстративно игравшую пистолетом, Иннокентий узнал не сразу. Мешал встречный солнечный свет и были трудности с фокусировкой – силуэт расплывался, раздваивался, от него во все стороны разбегались веселые искорки.

      Иннокентий попытался встать, но не смог оторвать себя от спинки кресла. Он опустил голову и скользнул взглядом по подлокотникам. Увиденное вызвало приступ ярости – эта невидимая на фоне окна фигура грубо связала между собой не менее двадцати галстуков и этим цветастым канатом притянула его к креслу. А это были его, Иннокентия, галстуки! Их дарили ему любимые девушки. Некоторые он покупал сам. Долго выбирал, потом завязывал особым узлом, гладил, в конце концов…

      – Ну и сволочь же ты! В гости ко мне пришел… без приглашения. Это ладно. Но зачем же галстуки мять… Ты кто такой?

      – Не узнал?.. А мы не так давно виделись. Только тогда ты у окна сидел, а мне заходящее солнце глаза слепило. В поезде это было… Вижу, что узнал.

      – Узнал… Ты уж извини, Валет. Там в поезде какая-то сумасшедшая старушка оказалась. Не обижайся… Она тебе не очень больно сделала?

      – Издеваешься?! Да я на вторые сутки разогнуться не мог…

      Валет подошел к креслу и развернул его вместе с Иннокентием так, что была видна поверхность большого обеденного стола. Накрытый белой простыней с аккуратно разложенными инструментами он имел вид тумбы из операционной палаты. Только вещицы на нем лежали не совсем хирургические: долото, кусачки, горсть гвоздей, кипятильник, провод от торшера с оголенными концами…

      Внешнее впечатление очень обманчиво. Туповатое лицо Валета скрывало великого психолога. Он не стал пугать Кешу, не лязгал клещами перед его носом, не рычал, не матерился. Он просто развернул его к столу и сделал паузу.

      – Я, Иннокентий, обязательно найду ту милую даму из поезда. Аркадий Вальтович