Сундучок, в котором что-то стучит. Василий П. Аксенов

Гена нажал клавишу звонка.

      – Кто там? – немедленно отозвался прямо из-за двери неприятный голос, по которому я тут же узнал субъекта с пуделем, хотя никогда ранее не слышал голоса этого человека, за исключением вопля «Онегро! Онегро!», когда он кричал явно не своим голосом. Однако именно такой, и никакой другой, должен был быть у него голос.

      – Именем всего, что дорого человеку, именем высоких гуманных принципов нашей цивилизации – откройте! – грозно сказал Геннадий, и голос его дрогнул. – Откройте, пожалуйста, Питирим Филимонович.

      – Не могу и не хочу! – был ответ.

      Голос был не просто неприятным, он старался быть еще и еще неприятнее. В конце концов он завизжал, как электропила.

      – Какого черта, Питирим! – рявкнул весьма натурально старый авиатор. – Мы с вами не первый день знаем друг друга. Вы убедились сегодня, что я еще летаю, и давайте-ка открывайте без проволочек!

      – Не могу и не хочу! – проскрипела электропила уже на малых оборотах. – Я в процессе.

      Вслед за этим из-за двери послышался чудовищный свист флейт, целого десятка флейт, напоминающих недоброй памяти муштру императора Павла, а из всех щелей старой двери повалили клубы разноцветного дыма, обрекшего нас на чихание.

      Я был возмущен самым решительным образом.

      – Однако каков этот Кукушкин!

      – Как вы сказали, Василий Павлович? – вскричал вдруг Гена, и круглые от возмущения его глаза стали на миг квадратными от изумления. – Вы назвали его Ку-куш-киным?

      – Конечно, – ответил я. – Как же иначе? На мой взгляд, фамилия Кукк-Ушкин почти ничем не отличается от фамилии Кукушкин.

      – Эврика! – Г. Э. Стратофонтов запрыгал с непосредственностью первоклассника. – Кукушкин! Фогель! Фогель-Кукушкин! Это он! Это несомненно, конечно, безусловно, непременно, это он!

      Глава II,

в которой Гена рассказывает о начале всей истории и через которую наискосок пробегает ирландский сеттер Флайинг Ноуз

      – Знаете, В. П., с тем эмпирейским делом мне очень повезло, я уложился в летние каникулы. Боюсь, что сейчас у меня будет больше сложностей со школьной программой. Так мне подсказывает интуиция, а я склонен ей верить, хотя и презираю подсказки. А ведь началось все так просто, так традиционно, почти как у Жюля Верна. Собственно говоря, так и началось – с бутылки. Вначале, В. П., появилась бутылка с размытой запиской, как в моей ясельной книге «Дети капитана Гранта». Только это была радиобутылка…

      И далее Гена рассказал мне завязку нашего нового огромного приключения, завязку тайны, могучей, как баобаб, уходящей своими корнями в историю и географию нашей планеты.

      Еще из предыдущей повести мы знаем, что с ранних, чуть ли не ясельных лет, Генаша был заядлым радиолюбителем-коротковолновиком. Страсть к путешествиям по эфиру сохранилась и у тринадцатилетнего мальчика. В кругу его корреспондентов были: научный сотрудник из заповедника в Танзании, монгольский овцевод, скрипач из Эдинбурга, гавайский педагог, мальчик-почтальон с Фолклендских