Войны начинают неудачники. Вадим Панов

по столу пальцами.

      – Гнилич вертится, как змея на случке. Последний раз я видел его таким счастливым, когда его папаша коньки отбросил.

      – Посмотрим, буфет ли Сабля рафоваться завтра.

      – Что ты имеешь в виду, пистон мне в ухо?

      – Охотников штурмовать Замок маловато, – Кувалда усмехнулся. – Ты врофе не рвался перехватить это зафание у Сабли. А?

      – Не рвался, – кивнул Секира.

      – Потому что понимаешь, что фаже если Гнилич захватит Амулет, его клан уже не буфет самым многочисленным. Рыцари буфут защищаться отчаянно.

      Дурич высморкался в ладонь и, не найдя ничего более подходящего, вытер руку о кожаные штаны.

      – Я всегда говорил, что из нас троих ты самый умный, пистон мне в ухо, – сообщил он. – Хорошо, что тебе достался самый мелкий клан.

      – Поэтому я такой умный, – буркнул одноглазый.

      – Гы… – хохотнул Дурич, но тут же посерьезнел. – Я сначала решил подождать, это ты верно подметил. Пусть, думаю, Сабля повоюет, бойцов подрастеряет, а там посмотрим, кто кого. Кто колдуну Амулет принес или у кого клан больше.

      – Сабля не фурак.

      – Во-во, тогда чего он лезет? – Секира подался вперед. – А сегодня до меня дошло. Он наверняка с Любомиром договорился, что в обмен на Амулет получает наши головы и объединяет семью под своей властью.

      – Любомир не станет затевать мешфоусобицу переф большой войной, – неуверенно протянул Кувалда.

      – Ты готов поставить на это? – издевательски осведомился Секира. – Любомиру до лампочки наши проблемы, пистон мне в ухо. Сабля после штурма замажется так, что ему податься будет некуда. Любой Великий Дом его вздернет на виселицу, они выскочек не любят. А колдуну хорошо: вместо трех фюреров один, и лояльный.

      Шибзич задумался. Секира излагал разумные вещи.

      – И что фелать?

      – Сабля не должен привезти Любомиру Амулет. Замочим его по дороге.

      – Любомир нам головы отвернет.

      – Что, струсил? – презрительно скривился Секира. – Все вы, шепелявые, только трепаться мастера, пистон мне в ухо.

      – Я струсил? – возмутился Кувалда и выставил вперед правую руку, на безымянном пальце которой блеснул роскошный перстень с изумрудом. – Вифишь этот перстень? Вифишь? Когфа фружина барона Станислава, усиленная моими Шибзичами, отбила шестую пофряф атаку гварфии великого магистра, то прямо на поле боя, срефи трупов и порохового фыма барон обнял меня и, сняв с пальца перстень, сказал: «Возьми, Кувалфа, ты фостоин команфовать лучшей фружиной Великого Фома Люфь!» – Кувалда вытер пот со лба. – В том бою я потерял глаз.

      Правдой было только последнее утверждение. Когда гвардейцы великого магистра погнали деморализованных дружинников в сторону Сокольников, Шибзичам удалось ускользнуть к Яузе. Там-то Кувалда и нашел умирающего Станислава, снял с него все самое ценное и сбежал, бросив барона на произвол судьбы. Большую часть награбленного одноглазый продал, а перстень сохранил на память.

      – Ты мне