Засечная черта. Иван Алексеев

указал рукой на затейливую резную башенку голубятни, возвышавшуюся над забором и яблоньками. – Вскорости от них донесение прямо сюда должно прийти. Я на голубятне выставил парный караул из своих дружинников.

      – Молодец, тысяцкий, все верно сделал. И про лазутчиков литовских хорошо сказал. Надо именно наблюдать за ними, но не трогать! Они должны убедиться в том, что в тылу отряда князя Юрия на двести верст, до самой Твери, наших войск нет и лишь в городе стоит мой малочисленный отряд. Сам-то я не прячусь, открыто по городу езжу, а противнику известно, что место мое весьма скромное по разрядным спискам. И наши-то бояре не все верят, что меня великий князь большим воеводой назначил, а литовцы-то тем более решат, что я с второстепенным отрядом в городе сижу, тем более что людей моих, надежно укрытых по дворам и сараям, им сосчитать не удастся. Вот пусть и донесут литовские разведчики своему князю Александру, что на Смоленск лишь Юрий Захарьин с одним полком идет… Квасу хочешь? – Воевода нагнулся, достал из-под лавочки, из густой травы запотевший глиняный жбан и расписной деревянный ковшик.

      – Благодарствую, Даниил Васильевич, не откажусь, выпью с удовольствием!

      Подождав, пока тысяцкий утолит жажду, Щеня продолжил:

      – А теперь перейдем к главному. Как только князь литовский соберет свое войско в Смоленске, а я уверен, что он в первую очередь именно Смоленск защищать будет, и, надеясь на подавляющее превосходство, без опаски двинется на князя Юрия, о чем твои разведчики через голубиную почту нам сообщат, мы тут же должны из Твери выйти ускоренным маршем ему навстречу. Вся сложность в том, что от Смоленска до Митькова поля, где мы рати вражеской встречу готовим, семьдесят верст, а от Твери – двести. Но все же мы туда должны прийти чуть раньше. Какие соображения на сей счет имеешь, тысяцкий?

      – В литовском войске пехота наемная, ландскнехты-латники с тяжелым вооружением, они на походе движутся медленно, не спеша. А куда им спешить? Жалованье-то помесячно начисляется! Будут они в день верст по пятнадцать проходить, не более! А наши-то в лаптях да налегке втрое больше как раз и прошагают!

      – В общем-то правильно, и я так же думаю. А вдруг вражеский воевода, уверенный в полном своем превосходстве, прикажет пехоте тоже налегке маршировать, а латы да мечи с пиками за ними на телегах везти? Ведь они, зная, что наше войско далеко, нападения опасаться не будут!

      – И это предусмотрено, воевода! У меня в распоряжении имеется не только моя тысяча, которую мы в своей дружине именуем Северной, ибо бьется она чаще с литовцами, ливонцами да шведами, но и сотня всадников из Южной тысячи, а они с крымцами в поле привыкли воевать. Лошадки у них резвые, монгольские, луки со стрелами имеются. Будут они малым числом налетать на литовское войско на походе, изображая одеждой и повадками ордынцев на русской службе. Подскочат мои дружинники к колонне, осыплют стрелами – и обратно в кусты. Ищи-свищи! Гоняться за ними никто не станет, ибо конница у литовцев тоже