Государство. Энтони де Ясаи

происхождения помогает людям в их стремлении к своему благу.

      К удивлению, это предположение практически никогда не формулируют в более общем виде, например таком, который позволяет использовать алгебраический знак. Тогда оно звучало бы как «государство помогает/препятствует», а итоговое соотношение зависело бы от эмпирического содержания терминов «помогать» и «препятствовать». Его можно было бы сформулировать более информативно: «государство помогает/препятствует одним людям, препятствует/помогает другим и не влияет на остальных». Тем, на кого оно влияет, государство помогает и препятствует по-разному и в разной степени. Алгебраическая сумма определяется сопоставлением между теми, кому оно помогает, и теми, кому оно препятствует, за исключением того случая, когда по счастливой случайности множество последних не окажется пустым (т. е. каждому государство либо помогает, либо оставляет его в покое). То, что мы натолкнулись на межличностные сравнения на столь раннем этапе, свидетельствует о том, что наши размышления по крайней мере движутся в правильном направлении, к центральным вопросам политической теории.

      Если когда-нибудь и существовали люди, находящиеся в естественном состоянии – а навязывание им государства насильственным путем является регулярно повторяющимся историческим фактом, – то уместно задаться вопросом: почему стандартная политическая теория считает фундаментальной истиной утверждение, что они предпочли государство? На самом деле этот вопрос распадается на два, один ex ante[10], а другой ex post[11]: (i) Предпочитают ли люди в естественном состоянии это состояние государству? (ii) Будучи в государстве, предпочитают ли люди ему естественное состояние? Эти вопросы совершенно обоснованно учитывают определенную связь предпочтений с политическим окружением, в котором люди реально живут[12]. Однако когда вопросы сформулированы таким образом, они приобретают некоторые очевидные особенности. Когда ученые, занимающиеся общественными науками, утверждают, что они знают, что Смит предпочитает чай кофе, потому что он так сказал или потому что он выявил свои предпочтения, выбрав чай там, где он мог выбрать кофе, они имеют дело с объектами, которые Смиту знакомы и доступны. Трудности начинают возникать, когда Смит говорит о своих предпочтениях относительно вещей, о которых он в лучшем случае что-то слышал. Эти трудности усугубляются, когда он не может транслировать заявленные предпочтения в реальный выбор, потому что некоторые альтернативы попросту недоступны. Люди, живущие в государствах, как правило, никогда не сталкивались с естественным состоянием, и наоборот, и не имеют реальной возможности переместиться из первых во второе. Предположение о возможности такого перемещения зачастую является анахронизмом с исторической точки зрения и абсурдом – с антропологической. На каком же основании тогда строятся гипотезы о сравнительных достоинствах

10

До события (лат.). – Прим. науч. ред.

11

После события (лат.). – Прим. науч. ред.

12

В более сжатом виде та же самая мысль содержится в прекрасной книге Майкла Тейлора «Анархия и кооперация» (Michael Taylor. Anarchy and Cooperation, 1976, p. 130): «…если предпочтения изменяются в результате наличия самого государства, тогда неясно даже, что означает желательность государства». См. также в работе Брайана Барри «Либеральная теория справедливости» (Brian Barry, The Liberal Theory of Justice, 1973, p. 123–124) близкие рассуждения о том, что, поскольку в результате социализации люди адаптируются к окружающей среде, маловероятно, чтобы неоднородное или плюралистическое общество стало однородным и наоборот, хотя «только одному поколению придется пострадать, чтобы создать ортодоксию (как показывает отсутствие альбигойцев во Франции и евреев в Испании)».

Однако, на мой взгляд, Барри несколько однобоко использует аргумент о социализации. Нужно ли нам исключать вероятность того, что окружающая среда может порождать не только положительные, но и отрицательные предпочтения по отношению к самой себе? Имеется достаточно примеров, свидетельствующих о яростном отвращении к тоталитаризму и о стремлении к разнообразию со стороны некоторой неизвестной, но, вероятно, немалой части населения социалистических стран, принадлежащего ко второму социалистическому поколению, и даже среди населения Советской России, принадлежащего к третьему поколению. На плюралистическом Западе одновременно существует стремление к большему единству целей, к моралистическим установкам, неприязнь к массовости, к тому, что Даниел Белл называет «порно-поп-культурой» и «психоделическим базаром».

Возможно, все это говорит только о том, что в любом обществе есть скрытые коррозийные элементы (хотя лишь в некоторых обществах правители подавляют их). В то же время если признать, что социальные состояния могут порождать положительные и отрицательные предпочтения, то обобщение аргумента об «эндогенных предпочтениях» оказывается далеко не тривиальным. В противном случае эндогенное формирование предпочтений будет постоянно закреплять любой статус-кво и исторические изменения станут еще более загадочными, необъяснимыми и произвольными, чем они есть на самом деле.