Социализм, экономический расчет и предпринимательская функция. Хесус Уэрта де Сото

всегда остается поверхностным и избыточным[107].

      в) В-третьих, члены руководящего органа, то есть та более или менее организованная группа, которая систематически осуществляет принуждение, тоже будут склонны использовать свои предпринимательские способности и свое хитроумие извращенным образом. Их главной задачей будет удерживать власть, оправдывая свою политику принуждения перед остальными членами общества. Детали и конкретные особенности коррупционной активности тех, кто находится у власти, будут зависеть от конкретного типа социализма (тоталитарного, демократического, консервативного, сциентистского и т. п.). В данный момент мы хотим подчеркнуть, что деформированная предпринимательская активность тех, под чьим контролем находится руководящий орган, будет создавать ситуации, в которых эта власть сможет расти, распространяться и выглядеть оправданной[108]. Так, например, те, кто находится у власти, будут поощрять возникновение привилегированных групп интересов, поддерживающих власть в обмен на выгоды и привилегии, которые она им предоставляет. Кроме того, любой социалистический режим обычно злоупотребляет политической пропагандой, которую он использует для идеализации последствий влияния приказов руководящего органа на социальный процесс, настаивая на том, что отсутствие такого вмешательства приведет к чрезвычайно негативным последствиям для общества. Систематический обман населения, искажение фактов, фабрикация кризисов ради того, чтобы убедить общественное мнение в том, что данная структура власти необходима и ее следует сохранять и укреплять, и т. п. – все это типичные проявления того порочного и разлагающего влияния, которое социализм оказывает на собственные руководящие органы и учреждения[109]. Кроме того, эти проявления будут общими и для высших властей, принимающих решения и отвечающих за институциональную агрессию, и для промежуточных бюрократических органов, необходимых для того, чтобы издавать приказы и следить за их выполнением. Эти вспомогательные бюрократические организации обычно имеют тенденцию расширяться, искать поддержку групп интересов и создавать искусственную потребность в собственном существовании, преувеличивая «благотворные» результаты своего вмешательства и систематически скрывая его негативные эффекты.

      Наконец, становится очевидным мегаломаниакальный характер социализма. Бюрократические организации не просто склонны к неограниченному расширению – те, кто контролирует их, также инстинктивно пытаются воспроизвести макроструктуры этих организаций в обществе, на которое направлены их действия, и под многочисленными ложными предлогами силовым образом инициируют создание все более крупных подразделений, организаций и фирм. Причин, побуждающих их к этому, две: во-первых, они инстинктивно верят, что такие структуры облегчают контроль за исполнением поступающих сверху

107

См.: Israel M. Kirzner, “The Perils of Regulation: A Market Process Approach” in Discovery and the Capitalist Process, 144, 145. При социалистическом режиме связи (блат) являются жизненной необходимостью – и потому, что людям нужно влиять на орган принуждения, одновременно, по крайней мере внешне, демонстрируя подчинение его приказам, и потому, что власть принимает крайне произвольные и деспотические решения. На практике, чем более интервенционистской является система, тем более необходимым и важным становится блат, и тем больше сфер в жизни общества он затрагивает (это именно те сферы, где уровень вмешательства наиболее высок). Люди полагаются на личные связи в ущерб типичным для свободного мира видам взаимодействия, более абстрактным и безличным, где, соответственно, вопрос знакомства отходит на задний план, подчиняясь главной задаче – реализации собственных целей посредством максимально возможного удовлетворения интересов других людей в том виде, как их выявляет рынок. Кроме того, попытки завоевать расположение власти и сервильность, которая с этим связана, часто порождают своего рода «стокгольмский синдром», когда у жертвы принуждения поразительным образом возникают «понимание» и чувство товарищества по отношению к тем, кто применяет против нее институциональное принуждение и препятствует ей в свободной реализации ее врожденного творческого потенциала.

108

См.: Thomas J. DiLorenzo, “Competition and Political Entrepreneurship: Austrian Insights into Public Choice Theory” in The Review of Austrian Economics, vol. 2, 59–71. Хотя мы считаем вклад школы общественного выбора в анализ проблемы функционирования бюрократии и политических органов, отвечающих за институциональное принуждение, очень существенным, мы согласны с Дилоренцо, что до сих пор серьезной слабостью подхода этой школы была его чрезмерная зависимость от методологии неоклассической экономической теории, то есть использование формальных инструментов, характерных для экономического анализа равновесия, чрезмерно статичного по своей сути, и неспособность полностью признать динамический анализ, основанный на теории предпринимательства. Введение концепции предпринимательства приводит нас к заключению, что принудительная институциональная активность извращена гораздо, гораздо больше, чем традиционно считала школа общественного выбора. Эта школа в целом не обращала внимания на способность руководящего органа, действуя предпринимательски, создавать искаженные, разлагающие действия и стратегии, которые являются новыми и более эффективными, чем старые. Изложение главных достижений школы общественного выбора в этой области см.: William Mitchel, The Anatomy of Government Failures (Los Angeles: International Institute of Economic Research, 1979); J. L. Migué and G. Bélanger, “Toward a General Theory of Managerial Discretion,” Public Choice, no. 17 (1974): 27–43; William Niskanen, Bureaucracy and Representative Government (Chicago: Adine-Atherton Press, 1971); Gordon Tullock, The Politics of Bureaucracy (Washington D.C.: Public Affairs Press, 1965); см. также первопроходческий труд: Ludwig von Mises, Bureaucracy (New Rochelle, New York: Arlington House, 1969) [Мизес Л. фон. Бюрократия. Челябинск: Социум, 2006]. Я кратко пересказал упомянутые источники в своей статье: “Derechos de propiedad y gestión privada de los recursos de la naturaleza,” Cuadernos del Pensamiento Liberal (Madrid: Unión Editorial), no. 2 (March 1986): 13–30, переиздано в: Huerta de Soto, Estudios de Economía Política (Madrid: Unión Editorial, 1994), 229–249.

109

Именно потому, что социализм порождает коррупцию и аморальность, к власти при нем обычно будут приходить самые коррумпированные, аморальные и беспринципные личности, то есть те, кто имеет самый большой опыт нарушения закона, применения насилия и успешного обмана людей. История неоднократно подтверждала этот принцип в самых разных обстоятельствах, и в 1944 г. Хаейк подробно проанализировал его в 10 главе («Почему к власти приходят худшие?») «Дороги к рабству»: F. A. Hayek, The Road to Serfdom (Chicago: The University of Chicago Press, 1972 edition), 134–152 [Хайек Ф. Дорога к рабству. М.: Новое издательство, 2006. С. 141–155]; испанский перевод Хосе Вергары, Camino de Servidumbre, Libros de Bolsillo, no. 676 (Madrid: Alianza Editorial, 1978). Название El Camino hacia la Servidumbre («Дорога к рабству», а не «Дорога рабства», как у Вергары) кажется мне более подходящим. Его предложил Валентин Андрес Альварес в своей рецензии 1945 года на книгу Хайека (Valentín Andrés Alvarez, “El Camino hacia la Servidumbre del Profesor Hayek,” Moneda y Crédito, no. 13 [June 1945]; переиздано в качестве главы 2 сборника Libertad Económica y Responsabilidad Social, выпущенного в честь столетия со дня рождения Валентина Андреса Альвареса. [Madrid: Centro de Publicaciones del Ministerio de Trabajo y Seguridad Social, 1991], 69–86); в атмосфере политической нетерпимости Испании того времени автор чуть было не поплатился за эту рецензию местом профессора в Мадриде.