Цинковые мальчики. Светлана Алексиевич

пешком. Бегом. Так и добежал до дома.

      Дома – запах тополей, звенят трамваи, девочка ест мороженое. И тополя, тополя пахнут! А там природа – это зеленая зона, так называемая «зеленка», оттуда стреляют. Так хотелось увидеть березку и синичку нашу. Углов боялся. Зайти за угол дома… Угол впереди, все внутри сжимается – а кто там за углом? Еще год боялся выйти на улицу: бронежилета нет, каски нет, автомата нет – как голый. А ночью сны: кто-то в лоб целится и такой калибр, что полголовы снесет… Бросался на стену… Затрещит телефон, у меня испарина на лбу – стреляют! Откуда? Начинаешь шарить глазами по сторонам. Утыкаешься в книжную полку… А-а-ах! Я дома…

      В газетах по-прежнему писали: вертолетчик икс совершил учебный полет… Награжден орденом Красной Звезды… В Кабуле состоялся концерт в честь Первого мая с участием советских солдат… Афган освободил меня. Излечил от веры в то, что все у нас правильно и в газетах пишут правду, по телевизору говорят правду. «Что делать? Что делать?» – спрашивал я себя. Хотел на что-то решиться, куда-то пойти. А куда? Мать отговаривала, и никто из друзей не поддержал: мол, все молчат. Так надо.

      Вот вам рассказал… Впервые попробовал говорить то, что думаю. Непривычно.

Рядовой, мотострелок* * *

      – Боюсь начинать рассказывать. Опять навалятся эти тени…

      Каждый день… Каждый день я себе там говорила: «Дура я, дура. Зачем это сделала?». Особенно ночью появлялись такие мысли, когда не работала, а днем были другие: как всем помочь? Раны ужасные… Меня потрясло: зачем такие пули? Кто их придумал? Разве человек их придумал? Входное отверстие – маленькое, а внутри кишки, печень, селезенка – все посечено, разорвано. Мало убить, ранить, надо еще заставить так мучиться… Они кричали всегда: «Мама!» – когда болит. Других слов я не слышала…

      Я ведь хотела уехать из Ленинграда, на год-два, но уехать. Умер ребенок, потом умер муж. Ничего не держало меня в этом городе, наоборот, все напоминало, гнало. Там мы с ним встречались… Здесь первый раз поцеловались… В этом роддоме я родила…

      Вызвал главврач:

      – Поедете в Афганистан?

      – Поеду.

      Мне надо было видеть, что другим хуже, чем мне. И я это увидела.

      Война, нам говорили, справедливая, мы помогаем афганскому народу покончить с феодализмом и построить светлое социалистическое общество. О том, что наши ребята погибают, как-то умалчивалось, мы поняли так, что там много инфекционных заболеваний: малярия, брюшной тиф, гепатит. Восьмидесятый год… Начало… Прилетели в Кабул… Под госпиталь отдали старые английские конюшни. Ничего нет… Один шприц на всех… Офицеры выпьют спирт, обрабатываем раны бензином. Раны плохо заживают… Помогало солнце. Яркое солнце убивает микробы. Первых раненых увидела в нижнем белье и сапогах. Без пижам. Пижамы не скоро появились. Тапочки тоже. И одеяла… У одного мальчика… Помню этого мальчика: у него тело во все стороны гнулось, костей как не было, ноги веревками. Из него вытащили десятка два осколков.

      Весь