Работа над ошибками (сборник). Юрий Поляков

на Кирибеева и по выражению его лица понял, что парня несколько удивила та многообразная пена, которую взрослые люди взбивают вокруг элементарного факта посещения школы простым советским ребенком.

      – За что тебя выгнали из класса? – жестко спросил я.

      – Выгонять из класса запрещено. Я сам ушел! – ответил юридически грамотный Кирибеев.

      – Права свои ты знаешь – это хорошо. А обязанности?

      – Я ее первый не трогал.

      – Допустим. А с чего началось?

      – Она…

      – Евдокия Матвеевна, – подсказал я.

      – Гиря сказала, чтобы я ноги из прохода убрал.

      – А зачем ты их выставил?

      – А зачем столы такие маленькие делают? Нормально не сядешь.

      – Ты так бы и объяснил Евдокии Матвеевне.

      – Я объяснил, а она заверещала, что таких, как я, вообще на нарах учить нужно…

      – Тебе не кажется, дорогой товарищ, – решил я видоизменить тему, – что ты неуважительно говоришь об учителе: «она», «заверещала»…

      – А почему я должен уважительно говорить о человеке, которого не уважаю?

      – Учителя ты обязан уважать!

      – Ничего я никому не обязан!

      Я долгим педагогическим взглядом посмотрел на Кирибеева, хотя уже понял, что продолжать разговор так же бесполезно, как объяснять глухонемому устройство стереофонических наушников.

      – Возвращайся в класс, – холодно распорядился я, – и скажи Евдокии Матвеевне, что мы с тобой объяснились. А разговор этот мы еще продолжим…

      Кирибеев лениво встал, перекинул через плечо сумку с изображением разинутого рта певицы и двинулся прочь походкой, какая бывает у людей, сильно ушивающих брюки. Оставшись один, я еще раз глазами пробежал телефонограммы, вспомнил толстенную амбарную книгу, лежащую на столе у секретарши директора, и подумал: чтобы выполнить все эти распоряжения, нужно создать еще один педагогический коллектив во главе с директором, коллектив, свободный от преподавательской работы. Представьте себе две армии: одна воюет, а другая выполняет распоряжения командиров и начальников. И все довольны. Придя к такому выводу, я глянул на вмонтированные в стену часы и обнаружил, что от моего «окна» осталась одна «форточка».

      3

      Пройдет много лет, и высоколобый человек будущего, читая пожелтелые страницы наших жизнерадостных отчетов, докладов, справок, порадуется за своих везучих предков, которым выпало покайфовать в золотом веке. Так я рассуждал, сочиняя планы уроков. Между прочим, в школе мне приходится писать гораздо больше, чем в газете, где я проработал шесть лет и откуда уволился полгода назад. Все началось с придирок нового главного редактора, а поругаться с начальством – то же самое, что поссориться с силами природы! Тем более если твой уважаемый руководитель принадлежит к значительной прослойке деятелей, использующих могучий двухтумбовый стол одновременно как пьедестал, таран и флюгер. В отличие от прежнего главного