Тринадцатый пророк. Елена Гайворонская

о не самом приветливом отношении миграционных служб к молодым незамужним красоткам, особенно в откровенных топах и брючках типа «вторая кожа».

      – Идиоты! – рявкнула она, раскрасневшись от праведного гнева. – Что они себе возомнили?! Чтобы зарабатывать «этим местом», незачем переться в хренову пустыню! Да в Москве богатых евреев больше, чем во всём их Израиле! Скажи же этим козлам, что мы вместе, чёрт побери!

      – Боюсь, тебе от этого лучше не станет, – заметил я. – Похоже, меня приняли за арабского шпиона.

      Магда вытаращила глаза, минуту собиралась с мыслями, а затем громко и конкретно поведала всем присутствующим, что она думает об Израиле и его политике в целом, а также о представительницах миграционной службы в частности. Особенно интеллигентные представители нашей кучки отверженных смущённо потупили взоры, остальные согласно закивали.

      Нас проводили в отстойник, где толстый очкастый дядька вызывал по одному, подозрительно вглядывался в фото на паспорте и в физиономию, упорно делая вид, что не понимает ни слова из великого и могучего. Те, кто отбрёхивался по-англицки, оказались в привилегированном положении. Разбирательство длилось больше часа, после чего мы с Магдой всё же получили добро на посещение священной земли. Те, кому повезло меньше, поплелись обратно на корабль, горячо обсуждая несовершенство израильского законодательства. Моё настроение, и прежде не самое лучезарное, было испорчено окончательно и бесповоротно. Что-то внутри меня, с самого начала упорно протестовавшее против этой поездки, разрослось до невероятных размеров. Магда же заметила, что это говорит во мне мой немодный воинствующий атеизм. Сама она, усевшись в мягкое кресло автобуса, моментально забыла обо всех злоключениях.

      Осипшая девица-экскурсовод по имени Даша, соломенная блондинка рязанского типа – нос картофелиной, румянец во всю щёку, – без устали трепалась об израильских прелестях, перемежая россказни цитатами из Библии. Магда сидела с открытым ртом, внимала с прилежанием первоклашки. Меня же после бурной корабельной ночи и раннего подъёма неумолимо тянуло на сон. Хриплый монотоный голос вкупе с мерным чередованием заоконных пейзажей – высотные дома, чахлые деревья – погружал в состояние подобное гипнотическому трансу. Я бы провалился, если б не острый Магдин локоть и негодующее её шипенье:

      – Как ты можешь дремать?! Посмотри, какая красотища!

      Я смотрел, но упорно не видел ничего особенного: Хайфа – город как город. Большой, шумный, асфальтовый. Здания из стекла и бетона – жалкая пародия на небоскрёбы Манхеттена. Бок о бок – типичные хрущёвки. Обычная промышленная архитектура конца двадцатого столетия. Зелени кот наплакал. Местами сиротливо жмутся посреди песка и асфальта какие-то жалкие красненькие цветочки.

      – Погляди, – умилилась Магда. – Эти цветы насадили на голые камни вручную, и к каждому подведена трубочка, по которой через определённые промежутки времени каплями капает вода.

      – В России надо было оставаться. – Буркнул я, смежая