Эмма. Николай Полевой

в мире без подруги. Они читают вместе азбуку любви на заре жизни, когда душе девушки все так чуждо и знакомо, близко и далеко, и все так непонятно и понятно, без отчета голове и сердцу. В маленьком мире ее бывает так темно: сердце еще не освещает пустоты идей, а сквозь душу, как сквозь стеклянную призму, расцвечивается между тем все семью небесными цветами, без жара, но и без тени. Под эту призму становится обыкновенно подруга девушки, и – боже мой! – сколько тут является важных открытий ничего, тайных разговоров ни о чем, писем и записок, стихов и альбомов, узоров по канве и пересылки нот, где стихи Жуковского и Пушкина, понятные только перегоревшей душе, поются на голос романса королевы Гортензии[16] и «Фрейшиц»[17] переделан в вальсы и кадрили безбожными врагами музыки! Кто не смеется, найдя в альбоме девушки: «Je vous souhaite de tout mon coeur – toutes sortes de bonheur»[18] либо выписки из Делиля[19] и Сен-Ламбера[20]? Но мне также бывает смешно, когда я нахожу в нем:

      If that high world, which lies beyond[21]

      Our own, surviving Love endears;

      If there the cherish'd heart de fond,

      The eye the same, except in tears —

      How welcome those untrodden spheres!

      How sweet this very hour to die!

      To soar from earth, and find all fears

      Lost in thy light – Eternity!

      It must be so: tis not for self

      That we so tremble on the brink;

      And striving to o'erleap the gulf,

      Yet cling to Being's severing link.

      Oh! in that future let us think

      To hold each heart the heart that shares,

      With them the immortal waters drink,

      And soul in soul grow deathless theirs![22]

      И это переписывают в альбом подруге, по складам, детскими каракульками? Сколько смешного в мире!

      «Спешу уведомить вас, милая Фанни, что, слава богу, все дела мои в Саратове кончились, я вчера еще выехал бы отсюда, если бы не простудился и если бы доктор не посоветовал мне не пускаться в дорогу с моим кашлем. Зная чувства ваши и судя о них по своим, прошу вас не беспокоиться обо мне и уверяю, что болезнь моя совершенно ничтожна. Вы можете вообразить, с каким нетерпением желал бы я поспешить к вам в Москву, где ожидают меня любовь и счастие. Завидую этому письму, которое увидит вас прежде меня. Мысль о вас никогда не оставляет меня, и нередко даже благотворный сон представляет мне ваш прелестный образ. Недавно был я у дяденьки Богдана Богдановича. Он сам и милое семейство его любят вас заочно, как сестру и дочь, хотя еще и не знают лично. Папенька и маменька препоручают вам свидетельствовать их почтение вашему дедушке и бабушке».

      Таково было письмо, которое прочитала Эмме подруга. Это было письмо от жениха ее молодого и очень милого человека, который ходил к ее отцу три года, наконец предложил Фанни руку, был сговорен и уехал в Саратов испросить позволения отцовского на свадьбу и устроить свои дела.

      – Не правда ли, как он мило пишет, как он меня любит? – вскричала Фанни.

      Эмма молчала.

      – Ты сегодня пренесносная, – продолжала Фанни. – Радуешься над дрянным цветком, а не восхищаешься письмом моего жениха! Мило ли оно?

      – Нет! – отвечала Эмма рассеянно.

      – Эмма! –

16

Гортензия (1783—1837) – супруга Людвига Бонапарта, короля Голландии, мать Наполеона III, была автором стихов и музыки нескольких популярных в свое время песен.

17

«Фрейшиц» – см. примеч. к с. 113.

18

Я вам желаю от всего сердца всяческого счастья (фр.).

19

Делиль – см. примеч. к с. 144.

20

Сен-Ламбер Жан Франсуа (1716—1803) – французский философ и поэт, член Академии; его «Catechisme universel» рекомендовались как учебник морали.

21

If that high world, which lies beyond… – стихотворение Байрона «If that high world» («О, если там за небесами…») из цикла «Еврейские мелодии» (1815).

22

Если в этом мире, возвышенном над нашим миром, переживает нае любовь наша; если там переживут нас любящее сердце и очи любви, уже не знающие слез, – как радостно перейти в эти безвестные небеса, как весело умереть в сей самый час, улететь с земли и увидеть все опасения исчезнувшими в свете твоем, о Вечность!

Так должно быть: не за самих себя трепещем мы, стоя на берегу, и, порываемые желанием переплыть бездну, остаемся прикованные тяжкою цепью. Ах! оставьте нам думу, что в неизвестной будущности сердце соединится с любящим его сердцем, упьется с ним водами бессмертия, и душа с душою будут жить вместе, неумирающие!