Все небеса Земли. Алексей Евтушенко

и мальчишество, но, опять же, факт оставался фактом.

      И, наконец, дуэли не проводились там, где до ближайшего врача с реанимационным «саркофагом» было далеко. Максимум десять минут на глайдере или краулере.

      Тем не менее Тадеуша спасли чудом. Оказалось, что у поляка нестандартная реакция на резкую потерю крови, а шпага Мигеля перерезала сонную артерию. В результате мозг отключился гораздо раньше обычного, и Тадеуш не успел задействовать внутренние защитные резервы организма. Простительно для обычного колониста, но непростительно для спортсмена и тем более дуэлянта. Если у тебя нестандартная реакция, какого хрена ты выходишь драться на шпагах? Жить надоело?

      Примерно эти аргументы (в числе прочих) Мигель собирался использовать в разговоре с отцом, который случился тем же вечером. Но не успел.

      – Ты давал слово, – сказал отец.

      Дело было в его шикарном рабочем кабинете – на последнем этаже Штаба ВСМ – Вооружённых Сил Марса, которыми и командовал генерал-полковник Сухов Александр Васильевич. Тёзка по имени-отчеству Суворова, он и напоминал обликом легендарного русского полководца – такой же невысокий, сухой и носатый, с пронзительным взглядом льдисто-голубых глаз. Мигель пошёл больше в мать – высокую красавицу-испанку Кармелиту Франсиску Леаль, обладательницу гривы чёрных густых волос и синих, будто небо Кастилии, сводящих с ума глаз.

      Впрочем, разрез глаз Мигель взял у отца. Как и его нос, высокий лоб и природную ловкость.

      К себе в штаб генерал-полковник Александр Васильевич Сухов и вызвал сына, как только узнал о происшедшем. Мигель не слишком любил сюда приходить, чувствовал себя не в своей тарелке в этих стенах, насквозь пропитавшихся армейским духом, и отец это знал. Может быть, поэтому и вызвал.

      – Я помню, – ответил Мигель. – У меня не было выхода, поверь.

      – Ты дал слово, – повторил отец. – И не сдержал его.

      – Он тяжело оскорбил женщину, которую я люблю. Прилюдно. Как я мог стерпеть? Ты сам меня учил…

      – Это какую женщину, – перебил отец. – Сандру, что ли?

      В его голосе Мигель уловил оттенок пренебрежения. Или ему показалось, что уловил. Но этого было достаточно.

      – Да, Сандру, – сказал он с вызовом. – Ты что-то имеешь против, отец?

      Обычно он говорил «папа». «Отец» значило, что Мигель разозлён и не собирается уступать в конфликте.

      – А ты как думаешь? – отец принял вызов. – Раньше мы об этом не говорили, я думал, ты накувыркаешься, перебесишься и вернёшься в ум. Повзрослеешь, в конце концов! Но теперь, вижу, ситуация выходит из-под контроля.

      – Из-под чьего контроля, отец? – Мигель очень старался не повышать голос.

      Молчание, повисшее в кабинете, казалось, можно было пощупать руками. И с испугом их отдёрнуть.

      – Может быть, ты ещё и женишься на ней? – теперь отец не скрывал ни пренебрежения, ни даже издёвки.

      – Может быть!

      – Что?!

      – Ты слышал. Может быть,