Полное собрание сочинений в одном томе. Илья Ильф

Матвеевич в ужасе.

      Остап был вне себя: землетрясение встало на его пути. Это был единственный случай в его богатой практике.

      – Что это? – вопил Воробьянинов.

      С улицы доносились крики, звон и топот.

      – Это то, что нам нужно немедленно удирать на улицу, пока наc не завалило стеной. Скорей! Скорей! Дайте руку, шляпа.

      И они ринулись к выходу. К их удивлению, у двери, ведущей со сцены в переулок, лежал на спине целый и невредимый гамбсовский стул. Издав собачий визг, Ипполит Матвеевич вцепился в него мертвой хваткой.

      – Давайте плоскогубцы! – крикнул он Остапу.

      – Идиот вы паршивый! – застонал Остап. – Сейчаc потолок обвалится, а он тут с ума сходит! Скорее на воздух!

      – Плоскогубцы! – ревел обезумевший Ипполит Матвеевич.

      – Ну ваc к черту! Пропадайте здесь с вашим стулом! А мне моя жизнь дорога как память!

      С этими словами Остап кинулся к двери, Ипполит Матвеевич залаял и, подхватив стул, побежал за Остапом. Как только они очутились на середине переулка, земля тошно зашаталась под ногами, с крыши театра повалилась черепица, и на том месте, которое концессионеры только что покинули, уже лежали останки гидравлического пресса.

      – Ну, теперь давайте стул, – хладнокровно сказал Бендер. – Вам, я вижу, уже надоело его держать.

      – Не дам! – взвизгнул Ипполит Матвеевич.

      – Это что такое? Бунт на корабле? Отдайте стул. Слышите?

      – Это мой стул! – заклекотал Воробьянинов, перекрывая стон, плач и треск, несшиеся отовсюду.

      – В таком случае получайте гонорар, старая калоша!

      И Остап ударил Воробьянинова медной ладонью по шее. В эту же минуту по переулку промчался пожарный обоз с факелами, и при их трепетном свете Ипполит Матвеевич увидел на лице Бендера такое страшное выражение, что мгновенно покорился и отдал стул.

      – Ну, теперь хорошо, – сказал Остап, переводя дыхание, – бунт подавлен. А сейчаc возьмите стул и несите его за мной. Вы отвечаете за целость вещи. Если даже будет удар в пятьдесят баллов, стул должен быть сохранен! Поняли?

      – Понял.

      Всю ночь концессионеры блуждали вместе с паническими толпами, не решаясь, как и все, войти в покинутые дома и ожидая новых ударов.

      На рассвете, когда страх немного уменьшился, Остап выбрал местечко, поблизости которого не было ни стен, которые могли бы обвалиться, ни людей, которые могли бы помешать, и приступил к вскрытию стула.

      Результаты вскрытия поразили обоих концессионеров. В стуле ничего не было. Ипполит Матвеевич, не выдержавший всех потрясений ночи и утра, засмеялся крысиным смешком.

      Непосредственно вслед за этим раздался третий удар, земля разверзлась и поглотила пощаженный первым толчком землетрясения и развороченный людьми гамбсовский стул, цветочки которого улыбались взошедшему в облачной пыли солнцу.

      Ипполит Матвеевич встал на четвереньки и, оборотив помятое лицо к мутно-багровому солнечному диску, завыл. Слушая его, великий комбинатор свалился в обморок. Когда