Визгуновская экономия. Александр Эртель

запустил руку в затылок и, после непродолжительного раздумья, с унылостью произнес:

      – Ведь, почитай, сорок верст до Визгуновки-то!

      – Пожалуй что и сорок, – хладнокровно ответил я. Он сокрушительно вздохнул и, взглянув на меня исподлобья, медлительно отошел к вороху мякины, около которого долго и пристально искал чего-то, сурово сдвинувши брови; наконец нашел какой-то темный предмет, сердито тряхнул им, отчего в воздухе появилось целое облако пыли, озабоченно повертел его в руках и, вероятно уверившись, что это точно шапка, глубоко надвинул ее на голову, не забывая в то же время обругать баб, носивших мякину, за то, что будто бы они спрятали шапку. После этого он направился к сараю, где стояла тележка. Но пробыл он там недолго. Не успел я перекинуть несколько слов с Семеном (моим старостою и ключником, и всем, что хотите), как Михайло, на этот раз уже причесанный (хотя все еще не умытый) и одетый в свой парадный дубленый полушубок, опять стоял около меня.

      – Ехать некуда, Миколай Василич, – степенно и решительно доложил он мне.

      – Как некуда, что ты городишь? – удивился я.

      – Некуда-с… Дрожина одна не надежна.

      Я было хотел рассердиться, но вовремя догадался в чем дело.

      – Ничего, доедем.

      – По мне как угодно… Воля ваша… Ну только дрожина вряд ли выдержит… Тоже дорога не близкая. Да и колесо заднее… – Михайло замялся.

      – Ну, что же колесо? – нетерпеливо спросил я.

      – Тоже, как будто… Спицы словно маленечко хрустят… Потронешь ее, колесо-то, ну, они и хрустят… – Он сделал рукою так, как будто потрогал колесо.

      Я только было разинул рот, чтоб ответить, как Михайло, вероятно боясь моего возражения, поспешно добавил:

      – И опять – Орлик!.. Как на ём поедешь?.. Никак на ём ехать нельзя того и гляди раскуется… Дорога-то – камень!

      – Приведи его сюда.

      Михайло удивленно вскинул на меня глазами, и, сообразив, что медлить уже не приходится, частой, деловой походкой затрусил к конюшне.

      Явился Орлик. Смотрел, смотрел я ему на подковы – ну точно сейчас из кузни…

      – Где же ты нашел тут слабую подкову?

      – А вот погодите… я – враз! – засуетился и зачастил Михайло: – эй, Наум! а Наум! – закричал он, – подержи-кось поди жеребца!

      Наум, длинный и неуклюжий парень, поспешно бросил вилы, которыми подавал снопы, робко приблизился к Орлику и крепко вцепился обеими руками под самые уздцы, отчего смирный Орлик сердито взмахнул головой и попятился задом. Михайло торопливо скинул полушубок и, бросив его на землю, с озабоченным лицом подошел к Орлику, который все пятился и храпел. Наум, красный как рак, все крепче и крепче тянул его за повода.

      – Эх ты, ворона, – презрительно кричал Михайло сконфуженному Науму, прямая ворона!.. ишь, ручища-то растопырил… Чего заробел-то!.. У, сиволап, черт… Отпусти поводья-то… Что, у тебя руки-то отсохли, что ли!.. Эка, не справится…

      Наконец, после долгой возни и ожесточенной ругани, Орлик успокоился. Михайло ухарски сдвинул набекрень шапку, и, отчаянно