Нора. Ваня Кирпичиков

давался – шел по жизни своим путем, единственным, правильным. Не обращал внимания на грозные взгляды со стороны публики, якобы морально устойчивой. Определил всех своей властью недальновидными, пустыми существами, а себя позиционировал как великого мудреца, истинного знатока мира. Утвердившись в этом, не считался с общественностью, нравами и наблюдал только свое я. Числил его громадным и еще не совсем изученным.

      Чтобы восполнить пробелы в многоликом я, Секлетеев посвящал много времени на его изучение, осмысливание. Поиски и путешествия осуществлял вдали от быта и народонаселения. Для чего выкопал у себя в подвале дома глубокую нору в сырой земле. Залезая туда, брал старую драную подушку, бутылку водки и кусок черного как ад хлеба с ядовитым луком. Сворачивался калачиком, залпом выпивал полбутылки огненной водицы, закусывал лакомым животворящим овощем и устремлялся в неведомые дали своего бескрайнего пространства. Там он блаженствовал!

      Несмотря на подобное неадекватное поведение, Мартироклович имел семью – жену и двое детей. Как этот союз держался, какими узами был скреплен – только самому главному из главных было известно. Странно, но родные с пониманием относились к чудачествам псевдоглавы семейства. Жена Голиндуха, дочери Улексия и Мамелхва прощали ему все. Принимали факты уединения Онисифора как молитвенный процесс юродивого. Последних церковь причисляла к святым. Может из-за этого к нему родня была благосклонна.

      Находясь в норе, Секлетеев мыслил о немысленном. Об Абсолюте. О Неподвластном. Измучив себя многочленами разума, скорбно засыпал, обняв вещь в себе – бутылку и черную сущность – философскую подушку. Так проходило несколько часов. В этом отрезке времени Мартироклович наслаждался своей истинной жизнью – путешествовал, думал, мечтал, решал. А наверху, по его мнению, все мертвело и разлагалось, низвергалось в бессмыслицу и падало в бескрайнюю пропасть небытия…Возможно, так и было…