Василий Теркин. Стихотворения. Александр Трифонович Твардовский

хлеба, две картошки —

      Всему суровый вес и счет.

      И, как большой, с ладони крошки

      С великой бережностью – в рот.

      Стремглав попутные машины

      Проносят пыльные борта.

      Глядит, задумался мужчина.

      – Сынок, должно быть, сирота?

      И на лице, в глазах, похоже, —

      Досады давнишняя тень.

      Любой и каждый все про то же,

      И как им спрашивать не лень.

      В лицо тебе серьезно глядя,

      Еще он медлит рот открыть.

      – Ну, сирота. – И тотчас: – Дядя,

      Ты лучше дал бы докурить.

1943

      «В поле, ручьями изрытом…»

      В поле, ручьями изрытом,

      И на чужой стороне

      Тем же родным, незабытым

      Пахнет земля по весне:

      Полой водой и – нежданно —

      Самой простой, полевой

      Травкою той безымянной,

      Что и у нас под Москвой.

      И, доверяясь примете,

      Можно подумать, что нет

      Ни этих немцев на свете,

      Ни расстояний, ни лет.

      Можно сказать: неужели

      Правда, что где-то вдали

      Жены без нас постарели,

      Дети без нас подросли?…

1945

      «Перед войной, как будто в знак беды…»

      Перед войной, как будто в знак беды,

      Чтоб легче не была, явившись в новости,

      Морозами неслыханной суровости

      Пожгло и уничтожило сады.

      И тяжко было сердцу удрученному

      Средь буйной видеть зелени иной

      Торчащие по-зимнему, по-черному

      Деревья, что не ожили весной.

      Под их корой, как у бревна отхлупшею,

      Виднелся мертвенный коричневый нагар.

      И повсеместно избранные, лучшие

      Постиг деревья гибельный удар…

      Прошли года. Деревья умерщвленные

      С нежданной силой ожили опять,

      Живые ветки выдали, зеленые…

      Прошла война. А ты все плачешь, мать.

1945

      Я убит подо Ржевом

      Я убит подо Ржевом,

      В безымянном болоте,

      В пятой роте, на левом,

      При жестоком налете.

      Я не слышал разрыва,

      И не видел той вспышки, —

      Точно в пропасть с обрыва —

      И ни дна, ни покрышки.

      И во всем этом мире,

      До конца его дней,

      Ни петлички, ни лычки

      С гимнастерки моей.

      Я – где корни слепые

      Ищут корма во тьме;

      Я – где с облаком пыли

      Ходит рожь на холме;

      Я – где крик петушиный

      На заре по росе;

      Я – где ваши машины

      Воздух рвут на шоссе;

      Где травинку к травинке

      Речка травы прядет, —

      Там, куда на поминки

      Даже мать не придет.

      Подсчитайте, живые,

      Сколько сроку назад

      Был на фронте впервые

      Назван вдруг Сталинград.

      Фронт горел, не стихая,

      Как на теле рубец.

      Я убит и не знаю —

      Наш ли Ржев наконец?

      Удержались