Ищейка. Николай Чадович

и глухая, тщательно скрываемая злоба распирала его, как тесто распирает квашню. Во-первых, Дирижабля глубоко возмущал сам факт рейда. Весь этот район, вместе с улицами, домами, садами, людишками, собаками и другим имуществом он считал чем-то вроде своей феодальной вотчины и со всякими нарушителями, в том числе и самогонщиками, привык поступать соответственно: кого хотел карал, кого хотел миловал, а кое-кому и покровительствовал – негласно, конечно. Посторонним тут делать было просто нечего. Во-вторых, его совершенно не устраивал напарник. Люди робкие, совестливые, да вдобавок еще и не корыстолюбцы, всегда вызывали у Дирижабля брезгливое презрение. Однако звериное, подсознательное чутье подсказывало ему, что Кульков опасен, очень опасен, опасен не только своим дурацким, много раз осмеянным талантом, но главное – той тихой и упорной безгрешностью, с которой он влачился по скользкой и ухабистой, полной соблазнов и искушений жизненной дороге. Дирижабль понимал, что в случае чего им не договориться – и это бесило его еще больше.

      Рано или поздно эта злоба должна была излиться на Кулькова, и она излилась, в свойственной только Дирижаблю форме.

      – Слушай, – приторно ласковым голосом начал он. – Правду говорят, что у тебя геморрой?

      – Правду, – буркнул Кульков. Спорить тут было бесполезно, в маленьком городке медицинских тайн не существовало.

      – Да, неприятная болезнь, – неподдельное сочувствие звучало в словах Дирижабля. – Ни себе посмотреть, ни людям показать. Сделал бы ты операцию. Мой дядька в прошлом году сделал, так теперь как молодой бугай скачет.

      – Где сделал? У нас? – заглотил наживку Кульков.

      – Да нет, в областной больнице. Если хочешь, я тебя устрою.

      – Не знаю даже… А операция сложная?

      – Да нет! Раз плюнуть! – Харя Дирижабля была ясной и невинной, как у грудного младенца, никогда не посещавшего ясли. – Ты врачам уже показывался?

      – Показывался.

      – Трубку металлическую тебе в задницу вставляли?

      – Вставляли, – стыдливо признался Кульков.

      – Значит, мерку уже сняли. После этого хирург берет деревянную чурку, дубовую, конечно, и обстругивает по размеру той самой трубы. Обжигает ее паяльной лампой…

      – Паяльной? – с сомнением переспросил Кульков, никогда досель не слышавший о существовании такого хирургического инструмента.

      – Ну не простой, конечно, а специальной. Которая на чистом спирте работает. И вот когда та чурка станет как головешка, ее тебе в задницу до самого упора и забьют.

      – Так ведь это то же самое, что горячую кочергу засунуть… – разговор этот смущал Кулькова, но актуальность темы не позволяла его прервать.

      – Ты же под наркозом в это время будешь.

      – Ну, тогда другое дело. А Потом что?

      – А потом чурку вытащат и весь твой геморрой будет висеть на ней, как виноградная гроздь. Ну, согласен?

      – С женой надо