Мемуары. Дон Нигро

лоченный» век (последняя четверть 19 в.)

      Картина 1

      Слышится пение птиц. Когда зажигается свет, на крыльце в двух старомодных креслах-качалках сидят бывший президент США Улисс С. Грант и его друг Марк Твен. Оба курят сигары. Вторая половина летнего дня «позолоченного» века.

      ТВЕН. Как думаешь, Бог курит сигары?

      ГРАНТ. Если и курит, надеюсь, у него они получше, чем эта. Что, по-твоему, они в нее положили? Собачью шерсть?

      ТВЕН. Все, что угодно. Болотную траву. Рыбьи головы. Навоз яка. Толченые верблюжьи копыта. Предполагаю, когда-нибудь эти сигары убьют нас обоих.

      ГРАНТ. Похоже на то.

      ТВЕН. И какой дурак однажды подумал, что неплохая это идея – поджечь скатанную траву с одного конца, сунуть второй в рот и всасывать дым? Смысла не больше, чем совать горячий крендель в нос.

      ГРАНТ. Еще и воняет.

      ТВЕН. Как грузчик на пердежной фабрике.

      (Пауза. Оба курят).

      ГРАНТ. Бросить не пробовал?

      ТВЕН. Теперь поздновато будет. Остается только наслаждаться.

      ГРАНТ. И я того же мнения.

      ТВЕН. Однажды у меня служил дворецким англичанин, который воровал у меня сигары и курил в сортире во дворе.

      ГРАНТ. У тебя был дворецкий?

      ТВЕН. И сортир во дворе. Дворецкому приходилось платить так много, что мы не могли позволить себе канализацию в доме.

      ГРАНТ. Зачем тебе понадобился дворецкий?

      ТВЕН. Видишь ли, я всегда ненавидел мыть собаку, вот и подумал: если найму дворецкого, он будет мыть собаку, а я – сидеть в сортире и курить сигару. Но получилось так, что всякий раз, когда я пытался попасть в сортир, там уже сидел дворецкий и курил мою сигару, а заставить этого сукиного сына помыть собаку мне так и не удалось.

      ГРАНТ. Странные люди, эти англичане.

      ТВЕН. Выпекают отличные кексы, однако. По сей день, стоит мне подумать о кексах, я вспоминаю о том, что надо вымыть собаку.

      ГРАНТ. Меня всегда тревожила ассоциативная природа памяти.

      ТВЕН. Вот и мне твои слова напомнили о теме, которую я собирался затронуть.

      ГРАНТ. Но я слышать об этом не хочу, правда?

      ТВЕН. Вероятно, не хочешь, хотя я об этом много думал.

      ГРАНТ. Женщины?

      ТВЕН. Нет, я давно уже оставил попытки понять женщин, и с тех пор счастлив. Просто даю им то, что они хотят, и стараюсь не попадаться у них на пути.

      ГРАНТ. Мне тоже это помогает.

      ТВЕН. Похоже на лоботомию или кастрацию кота. Поначалу не кажется привлекательным, зато потом тебе гораздо спокойнее. Но я думал не об этом.

      ГРАНТ. Нет у меня кота.

      ТВЕН. Думал я…

      ГРАНТ. Однажды была кошка, но она сбежала с торговцем рыбой.

      ТВЕН. Это грустная история, генерал.

      ГРАНТ. С тех пор я никогда кошкам не доверял.

      ТВЕН. И я тебя не виню.

      ГРАНТ. Разумеется, теперь у нас крысы.

      ТВЕН. Ты знаешь то, что должен знать?

      ГРАНТ. Завести хорьков?

      ТВЕН. Нет.

      ГРАНТ. Как я это понимаю, хорьков надо заводить только в том случае, если в доме крысы.

      ТВЕН. Ход твоих мыслей мне понятен, но я думаю, что тебе нужно…

      ГРАНТ. Обычно я прилагаю максимум усилий, чтобы увильнуть от твоего совета.

      ТВЕН. Да, и обычно совет мой дельный, за исключением, возможно, этого случая.

      ГРАНТ. Ну-ну.

      ТВЕН. Ты должен написать мемуары.

      ГРАНТ. Мемуары?

      ТВЕН. Да.

      ГРАНТ. Да за каким чертом мне писать мемуары?

      ТВЕН. Ради потомков.

      ГРАНТ. Потомки могут катиться куда подальше. И потом, я не писатель.

      ТВЕН. Это никогда не останавливало Джеймса Фенимора Купера, так что не понимаю, почему должно останавливать тебя? Черт, я сам – речной лоцман. Просто однажды взял ручку и начал писать, и с тех пор более-менее успешно выдаю себя за писателя. Но держу наготове саквояж со всем необходимым, на случай, что придется срочно сматываться, если кто-то об этом прознает и решит меня линчевать, как того требует его христианский долг.

      ГРАНТ. А с чего ты вообще начал писать?

      ТВЕН. Думаешь, допустил ошибку, да?

      ГРАНТ. Пожалуй, что да, но я сейчас о другом. Мне представляется, неестественно это для человека – вдруг сесть и начать писать. Отчасти напоминает икоту.

      ТВЕН. Знаешь, я не очень отчетливо помню, что побудило меня к литературной деятельности, но практически уверен, что не икота. Как я представляю себе, это была попытка если не избавиться, то хотя бы урезать самобичевание.

      ГРАНТ. Получилось?

      ТВЕН. Не так, чтобы очень. Но ты обязательно должен попробовать.

      ГРАНТ. Я восемь лет был президентом Соединенных Штатов. Так что самобичеванием