История русской журналистики начала XX века. Светлана Яковлевна Махонина

но с тождественным мотивом – „долой подлое или бездарное правительство, или бюрократию, или существующий режим, доведший Россию до такого позора“. Петербургская пресса, дававшая и поныне, хотя и в меньшей степени, дающая тон всей прессе России, совершенно эмансипировалась от цензуры и составила союз, обязавшийся не подчиняться цензурным требованиям. В этом союзе участвовали почти все газеты и в том числе консервативные, а также „Новое время“».[13]

      Председателя Кабинета министров особенно возмущало поведение правой прессы, которая «совсем поджала хвост». Действительно, правая печать растерялась до такой степени, что даже оплот самодержавия – «Гражданин» князя В. П. Мещерского в 1905 г. перестал выходить, его заменили личные дневники издателя.

      Положение русской журналистики в первый революционный год было очень сложным. С одной стороны, правительство, во всем видевшее революционные настроения, усиливало административное и цензурное давление на журналистику, с другой – восставшие рабочие, особенно наборщики, от которых зависела техническая сторона издания газет, прекращали работу типографий, не допускали выхода газет из-за их недостаточной революционности. Не выходили газеты во время всеобщих забастовок. Так, 8 января 1905 г., кроме «Ведомостей Петербургского градоначальства», не увидела свет ни одна газета. Депутат Государственной думы трех созывов В. В. Шульгин – сын редактора газеты «Киевлянин», сменивший впоследствии отца на этом посту, рассказывал в книге воспоминаний «Дни» о революционных событиях в Киеве и о рабочих своей газеты: «Однажды, когда я вернулся, меня встретила во дворе группа наборщиков. Они, видимо, были взволнованы. Я понял, что они только что вышли от Дмитрия Ивановича (Пихно, редактор „Киевлянина“. – С.М.). „Невозможно, Василий Витальевич, мы бы сами хотели, да никак. Эти проклятые у нас были. Кто? Да от забастовщиков, от „комитета“. Грозятся: „Вы тут под охраной работаете, так мы ваши семьи вырежем“. Ну что же тут делать?! Мы сказали Дмитрию Ивановичу: хотим работать и никаких этих „требований“ не предъявляем, но, – но боимся.“ Я понял, что эти люди искренно хотели бы „не уступать“, но. страшно. И вправду, есть ли что нибудь страшнее толпы?..»[14] Таким образом, не везде и не всегда приостановка всех изданий, кроме рабочих, была выражением воли всего восставшего пролетариата, часто в этом проявлялся диктат новых органов власти – Советов рабочих и крестьянских депутатов, создаваемых восставшими параллельно со старыми органами власти.

      К 17 октября в Петербурге Совет рабочих депутатов представлял значительную силу, и столичная пресса вынуждена была считаться с его решениями. Все типографии были в руках рабочих-наборщиков, от них зависела судьба газет, и, как раздраженно заявлял Витте, «по карманным соображениям все газеты революционизировали». Конечно, частная газета должна была учитывать материальные потери от постоянных приостановок, но редакторы и сотрудники понимали, что в революционные дни необходимо

13

Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. II. С. 546.

14

Шульгин В. В. Годы дни 1920. М., 1990. С. 345.