.

зелье.

      Он вспоминал, что ночи напролёт

      Ласкал запретное для неги тело,

      Что время между пальцами течёт,

      Когда коснёшься жадно и умело.

      Он почему-то не любил людей —

      Неискренних, негибких, ненадёжных,

      Его тотем – сторожкий мудрый змей,

      Способный сбросить собственную кожу.

      Хоть каяться по жизни не привык,

      Но в дни, когда случаются затменья,

      И змей жуёт раздвоенный язык,

      Он грузно припадает на колени.

      «Нет, не ценят русские евреев…»

      Нет, не ценят русские евреев,

      С этим даже к бабке не ходи…

      Но сегодня перекинулись на геев

      С пламенем, бушующем в груди.

      Чем не угодили им цветные —

      Слабое в развитии звено —

      Может, в предпочтеньях и в любви их

      Есть рациональное зерно?!

      Голубеют негры и французы,

      Розовеет мрачный Альбион,

      Янки – перезрелые арбузы —

      Тоже рвутся в Новый Одеон.

      Пролетает снова мимо цели,

      Ценности отстаивая, Русь…

      Нет, не любят русские евреев:

      Этого я искренне боюсь.

      «Вот она стояла длинноногая…»

      Вот она стояла длинноногая

      В юбочке короткой, словно блиц,

      Локон на виске рукою трогая,

      Прикрываясь крыльями ресниц.

      А подружка – пышное застолие —

      Кровь, как говориться, с молоком

      Рядом, оттеняла и не более:

      Нам до боли сей сюжет знаком.

      Проходили мимо несерьёзные

      Мальчики – мужчины и юнцы,

      Опускали долу очи слёзные

      Мудрые по возрасту отцы.

      И дрожали стёртыми коленями,

      Унимая жжение в паху,

      Проклиная божие творение —

      Девушку, сосущую тархун.

      Лишь один, собрав остатки удали,

      Вдруг к подружке смело подошёл.

      «Вы, возможно, что-то перепутали?»

      «Может быть. Но это хорошо».

      Ностальгия

      Раскис солёный Петербург

      В туманах и росе,

      Его хвалёный Демиург

      Уже давно, как все.

      Слепое солнце не сулит

      Достаточно тепла,

      Потеет розовый гранит

      Запретного Столпа.

      Ржавеет светлая Игла,

      Тускнеет общий фон,

      И складка скорби пролегла

      У огненных Колонн.

      Я помню праздничный парад,

      И Невский рвёт толпа,

      Дождём омытый Ленинград,

      Как матовый опал,

      Весёлых лиц единый раж,

      И улиц фуэте,

      Легко доступный Эрмитаж,

      Великий БДТ!

      Диссидент

      Вот и я покинул Россию,

      И теряюсь в тлетворном Нью-Йорке.

      Мне бы только английский осилить,

      Обкатать знаменитые Горки,

      Мне бы только пощупать свободу,

      Поглядеть на довольные лица,

      И с народом